Вавилон и Башня

Алекс Коста

Этот остросюжетный и философский, окутанный тарантиновским переплетением семи сюжетов, роман не оставит равнодушным никого, кто хоть раз задавался вопросом «каков мой путь». В этой истории каждому читателю «воздастся» по потребностям. Война в Маньчжурии, бандитские девяностые, городское фэнтези, будущее и постапокалипсис. Да-да, автор находит в них связь. Какую? Прочитайте и узнаете. Неожиданная развязка этой эпопеи станет гарантированным нокаутом. Одним словом, качественный вынос мозга обеспечен.Содержит нецензурную брань.

Вместо дисклеймера

Все персонажи, имена и события вымышлены, любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны.

Высказывания и поступки героев представляют собой чистый художественный вымысел, не отражают позицию автора по религиозным, историческим, политическим, расовым, культурным аспектам и ни при каких обстоятельствах не служат манипуляторным или иным подобным целям.

Текст содержит ненормативную лексику, сцены половых актов и актов насилия.

Ограничение по возрасту: 18+

Часть первая

Глава 1. Конбор

<Маньчжурия, 1945 год>

Сапоги сохли на палках, из голенищ желтой струйкой стекала вода. Еще долго!

После людей на войне больше всего страдает обувь. Я представил свои сапоги черными новыми.

Раньше такую пару купил бы зажиточный крестьянин или лавочник. Но эти носил монгольский капитан. Наверное, спёр где-нибудь. Откуда ж еще у него наше обмундирование?!

Потом дед Матвей забрал сапоги себе. Теперь они у меня.

Здесь обувь часто меняла хозяев, от убитого к еще живому. И дальше по кругу, оставляя за собой в основном только смерти. Но иногда продлевая жизни. Защищая от холода и осколков, давая возможность быстро бегать. Убегать! Здесь это главное.

– Не к добру это, не к добру… – Дед Матвей чиркнул зажигалкой, прикурив второй раз. – А ты чего это, Кинстинтин, наждаком пальцы скоблишь? Каталой решил заделаться? Нам это, брат, сейчас не до картежничества, ноги живыми бы унесть.

Я пытался отчистить пальцы от коросты. Каучуковая смола цепкая, лучше любого клея.

– Каталой[1 - Катала – карточный шулер, игрок. Как правило, К. срезают или иными способами удаляют грубую кожу с подушечек пальцев, чтобы лучше чувствовать помеченные карты.]? – не понял я. – А! Это я вчера Будду склеивал, фигурку глиняную. Вот пальцы и измазал.

– Чего? Кого-кого?

Наверху послышался громкий вой Бэки, студебекера[2 - Студебекер с зениткой – грузовой автомобиль марки «Студебекер», на который устанавливались зенитные установки «Катюша». С. переданы СССР от США по договору лендлиза.] – «дрык-ды-рык-рык-рык-кккк» – и лязгающий механический скрежет.

– Неспокойный щегол! Епть! Говорил же ему! Пока до песка не откопаем, никаким дрыгателем эту колымагу не вытащить. Теперь опять чинить по колено в болоте. Чтоб его! Своим пролетарским блядством всех ужо замотал! – За пару дней дед Матвей несколько раз перебирал и ремонтировал сцепление. – Чтоб его… Ша-по-ва-лов, хрен моржовый, – и он вынырнул из блиндажа, посыпав с тлеющей самокрутки несколько крупных искр.

Дед Матвей всегда звал меня Кинстинтином. Никогда по фамилии или хотя бы Константином, Костей. Тем более не говорил «товарищ лейтенант». Для него звания ничего не значили, как и другие условности. Он различал только «прав» и «не прав». Остальное, как любил говорить дед Матвей, от лукавого. За это его любили и еще больше уважали.

Уже несколько дней десяток солдат расталкивали и вытягивали грузовик из болотистого оврага. Только все бесполезно! Теперь еще Шаповалов, со своим бестолковым упорством!

Надо идти за дедом Матвеем.

Я снял один сапог с палки, подержал. Да… глины килограмма два. Все лучше, чем в онучах, как новобранцы. Завхоз-то не выдает ничего, кроме кусков старого ватника да бечевки. Делай сам обувь как хочешь. Хотя в этом есть какая-то правда жизненная. Если солдат не может смастерить себе обувь, достать пропитание, какой же он солдат? Почти ж ничего не осталось из обмундирования после пяти лет войны с Германией. Теперь эта вот, на Востоке. Говорят, потом будет еще. Другая, больше прежних.

– Кинстинтин, твою мать! – раздался св