КНИГА ПЕРВАЯ

Посвящается Д., сделавшей мою жизнь счастливой

Глава 1

В Латвии есть город Даугавпилс, расположенный на берегу реки Даугавы. Он является промышленным центром и транспортным узлом. Отсюда тянутся железнодорожные линии в Ригу и Москву. В окрестностях города много прекрасных озёр и речек, окруженных соснами и лиственными деревьями.

Центральной улицей Даугавпилса считается улица Ригас, вдоль которой находятся памятники архитектуры. Когда-то, это была первая пешеходная улица Латвии, недалеко от которой был построен Дом Единства, в котором сегодня размещается Национальная библиотека. Там я оставила рукопись, записанную мною в 90-х годах, в то время, когда жила в Даугавпилсе.

Я жила в небольшом двухэтажном доме, стоявшим в ряду из четырех таких же домов, у которых были красные крыши. Сразу за входной дверью начиналась узкая лестница, ведущая на второй этаж, где находилось еще две квартиры. В комнате родителей стояла широкая кровать и трюмо, а на тумбочке телевизор. Дальше была детская с потрескавшейся краской на стенках, в которой жила я. Из мебели в моей комнате стояла кровать, застеленная зеленым гобеленовым покрывалом и стол-книга, за которым я делала уроки.

Когда небо затягивалось тучами, и шел дождь, гулять на улице было невозможно, и я бежала в подъезд, брала коврик из-под двери и усаживалась на ступеньки. Мое худое тело била мелкая дрожь, когда я слышала, как в очередной раз ругаются родители.

– Ты потратила последние деньги!

– Это не твое дело!

Так продолжалось до тех пор, пока весь поток ругательств не иссякал, и они утихали и тяжело дыша, сидели молча. Пока отец снова не начинал:

– Где мои деньги?!

– Потратила!

Он любил выпить, а мать тратила все на одежду, у каждого был свой порок, и в нашей квартире ссоры продолжались бесконечно.

Когда входная верь в квартиру с грохотом раскрывалась, я пряталась под лестницу, чтобы кто-нибудь из них не заметил меня. Каждый раз у меня пересыхало в горле, когда мимо пролетал взбешенный отец, а из открытой двери слышался отчаянный крик матери.

В такие минуты мне всегда хотелось куда-нибудь улететь или уехать далеко-далеко, чтобы никто меня не нашел. Я заходила в квартиру, закрыв за собой дверь. Мать одаривала меня таким взглядом, что меня буквально отбрасывало назад.

– Анте, иди гуляй на улицу! Что тебе сейчас нужно! – Сокрушалась она.

Мне не хватало слов, чтобы объяснить ей, что я напугана и не знаю, что делать, когда они так ссорятся, а потому я молча стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу.

– Анте, иди порисуй лучше, – она вставала, брала карандаши, фломастеры и альбом, клала это все на журнальный столик и звала меня присесть. – Ты же понимаешь, ты здесь не причем, это взрослые дела!

Так она выражала свою нежность, на которую было способно ее разбитое отцом сердце. Она странным образом утешала меня, но интуитивно я чувствовала, что это я виновата в том, что они постоянно ссорятся.

Жили мы очень скромно, и денег не хватало даже на еду. Наши родственники часто помогали нам, так как были очень добрые люди, иногда давали в долг, если становилось совсем худо, иногда подкармливали меня и покупали всякие подарки. В магазине я чувствовала себя ужасно, когда мать не могла купить мне даже конфеты, отчего в скором времени у меня выработалось чувства неприязни к сладкому. Мысленно я запрещала себе его хотеть и отвыкла от всех сладостей в конечном счете.

Отец по несколько дней пропадал в баре, а потом, когда возвращался, был злой и раздражительный. Он закрывался в комнате и часами смотрел телевизор. Глядя на пустующее место возле холодильника на кухне, где он любил сидеть, я думала о том, что мое рождение еще больше рассорило этих двух странных людей.

Я подошла к матери и положила свой рисунок на столешницу, где стояла кастрюля с мытым картофелем.

– Ты хорошо рисуешь, у тебя определенно есть талант, – отвечала она, обмывая большую картофелину под струей воды. – Кто эта девушка на рисунке?

Я пожала плечами.

– Надо поговорить с тётей Марией, чтобы она узнала для тебя адрес ИЗО-школы, очень неплохо для 15 лет, почти как реальная девушка. Ты ее где-нибудь виде