Всё в прошлом. Записки социального работника

Данил Васильевич Казаков

Короткие заметки социального работника о своих подопечных. Её забота превышает границы её прямых обязанностей. Она переживает за своих подопечных, разговаривает с их родственниками, требуя, чтобы они немедленно навестили старика. Она пристраивает собаку умершей и даже стремиться напугать её детей, наивно намекнув, что наследство отошло социальной защите населения. Она внимательно выслушивает одиноких стариков и не даёт окончательно спиться сожителю женщины-инвалида.

Тамара Аркадьевна, высокая, худощавая, с немного вытянутым лицом, с прекрасными, словно у куклы, голубыми глазами, тонкими строгими губами и острым носиком почти каждую планёрка начинает словами.

– Работа ваша, девушки, не спорю, тяжёлая, ответственная, но очень важная, нужная людям, пусть и не благодарная.

– И очень мало оплачиваемая, – словно чёрт дёргает меня за язык. Но прописные истины, сказанные с апломбом, меня раздражают: словно мы сами ничего не понимаем. Только статус нашей начальницы даёт Тамаре Аркадьевне право говорить так напыщенно и важно. Она смущается, худыми длинными руками с золотыми колечками на тонких пальцах, порхает над бумагами, словно ищет у них поддержки, тяжело вздыхает, осуждающе смотрит на меня и продолжает.

– Вы с людьми работаете, да ещё с такими пожилыми. А с ними нужно быть особо терпеливыми, чуткими, внимательными.

Последние слова её мне особенно не нравятся: хорошо так рассуждать, да ещё в этой уютной, тёплой комнате с чайником на столе, с цветами на окнах, с фотографиями, развешанными на окне, с тёплым паласом на полу. А попробуй походить по грязным улицам, поползать по сугробам, сторонясь от собак, поухаживать за сердитыми, неулыбчивыми, капризными стариками, которые редко бывают тобой довольны. Меня спасает правило: когда хочется поспорить, но лучше воздержаться, чтобы не испортить отношения, то я тихонько прикусываю себе кончик языка и отвлекаюсь на постороннее. За окнами нашего офиса, в углу двора, у железного забора притаился высокий, с зеленоватым стволом, тополь. В его кроне свила гнездо пара серых лохматых ворон. Я часто вижу их, сидящих на верхушке дерева или широко распластав крылья, парящих на уровне моего окна. На мусорных баках приюта они выискивают съестное для своих птенцов.

Я вспоминаю о своих ,,птенцах,,. Присмотрит ли Лера за Сашей? Не уедет ли Димка далеко на велосипеде? Подогреет ли дочка братьям суп, или они так и будут есть его холодным?

– Надо провести с населением работу, девушки, – словно издалека доносится до меня голос Тамары Аркадьевны, и все настораживаются. Оля, Маша, две Наташи, Семёновна, Люся и Лена отвлекаются от своих дум, придвигаются ближе, внимательно слушают. – Тебя, Лидия Максимовна, это особенно касается. – Это месть за моё высказывание. Я киваю головой в знак согласия, ибо всё нужное, касающееся моих подопечных, внимательно выслушиваю. – Мошенники часто заходят к одиноким пожилым людям, втюхивают им дорогие, не нужные им лекарство, какие либо приборы. А то и звонят по телефону, намекают о несчастье с сыном или дочерью и тоже выманивают денежки.

Тамара Аркадьевна говорит громко, приводит примеры, и тут я вполне солидарна с ней. Бедные старушки живут детьми, и им только намекни о несчастье с ними – они и себя готовы отдать, чтобы помочь детям. Все мои подопечные выросли при социализме, (в тепличных условиях по сравнению с нашим временем), не научились элементарной настороженности. Они ходят быть здоровыми, ходят верить людям, и любые деньги, все свои сбережения готовы отдать за мифическое лекарство. В общем, ничего нового: об этом я каждую неделю напоминаю своим старикам. Но девушки разговорились. Каждой непременно хочется уверить начальницу в своей добросовестности. Семёновна машет сухоньким кулачком снова, и снова повторят, как она одна не побоялась выставить цыганку из дома. Допустим, не цыганку, а просто нищенку, и не выставила, а всего лишь отогнала от дома, но инцидент был, и даёт право Семёновне выставить себя в лучшем виде.

Не выдерживают и обе Наташи, тёмненькая и светленькая, Порошина и Исупова,