Белый танец
Виталий Агафонов
В этой повести рассказывается про отношение между юношей и девушкой. которые оказываются в сложной жизненной ситуации.
Что случилось?
Я очнулся от яркого света. Посмотрел и сразу же зажмурился. В глазах,
остались яркие круги. Две фары, словно горящие зрачки какого-то чудища
слепили, не давали возможность взглянуть. Они, пробивая сумрак, дымящегося
утра, словно раздевали и прожигали меня насквозь. По телу пробежала дрожь.
«Откуда огни? Что там за светом? Что-то угрожающее? Кто мешает спать?
Какая нечисть вторгается в мои покои? Чего надо?»
Сильно болела голова. Она гудела, трещала по всем швам. Ощущение, что
на темень положили пудовую гирю и теперь, она, оказывает давление всем
своим весом, выдавливая затылок. Височные кости, не желая отставать от
макушки, вместе с черепными костями, ближе к ушам, вбивались внутрь мозга.
Я не мог сосредоточиться. Словно внутри головы поселился маленький кузнец,
и неустанно, в унисон с сердцем, колотит по темени, забивая гвоздь к
основанию черепа. Возможно он же, пока я спал, вбил множество маленьких
иголок в шею. Из-за этого невозможно пошевелить головой. Любое движение
даётся с болью.
«Какого чёрта!.." промелькнуло в голове.
Вдруг чётко почувствовал, обжигающую боль на лице. Словно ледяной
панцирь стянулся на щеках, на носу, и теперь бесцеремонно мучает меня.
Захотелось содрать эту маску. Но пальцы наткнулись на что-то неровное и
твёрдое. При прикосновении ощутил более сильную боль.
Стало тяжело дышать. В горле першило. Холодный, влажный воздух,
втягиваемый в полость рта, с трудом проходил во внутрь, вызывая кашель. Там,
натыкаясь на всевозможные препятствия, со свистом, пробирался дальше.
Лёгким не хватало кислорода. Верхняя часть груди была сдавлена, словно,
большим прессом. Я усиленно вдыхал, не сдаваясь тяжёлому грузу. Меня
знобило.
Спутанное сознание требовало ответов. Постоянно задавало вопросы:
«Что происходит вокруг? Кто я? Откуда этот свет? Что я делал?»
Я, как маленький ребёнок, не понимая, что делать, цеплялся за звуки, за
слова, которые улавливал мой слух.
Вдруг словно молнией пролетели в голове картины из жизни, сцены
прошедшего вечера: клуб, дорога, Светка, мотоцикл: «Всё было хорошо. А
теперь? Что же произошло теперь?» Уже стараясь не смотреть на источники
света, медленно открыл глаза. Мысли тут же исчезли, они растворились в
картины августовского предрассветного часа.
За горизонтом простирались сумерки. На небе висели тяжёлые, грозовые
облака. Они, своими, свинцово-серыми массами беспросветно отсекали
необъятную даль, звёзды, солнечные лучи, луну. Самая огромная туча зловеще
зависла над головой. Как будто пиратский корабль, растеряв свои паруса,
получив пробоину в сражении, зацепился за верхушку дерева. Завис над нами и
не может идти дальше. Висит чёрной тенью, медленно под напором веса,
спускается по кронам, к корням дерева. Всё ближе и ближе приближаясь к
земле. Там за ним яркое солнце, голубой простор, небесная ширь, там жизнь. А
мы, находимся на дне, под кораблём, медленно ожидаем своей участи. От такой
картины возникает внутреннее чувство безысходности, беспросветности. Но у
нас есть маленький пятачок прозрачного пространства. У нас ещё есть надежда,
что выживем и увидим яркий свет. Вот только надо что-то сделать. Но что?
Впереди, около метра от меня лежал бетонный столб, направленный по
диагонали слева на право. Серо-белая полоса ни как не вписывалась в это
пространство мрачного подвального интерьера. Видно забытый электриками,
он, доживал свой столбовой век в одиночестве, так и не применённый по
назначению. «А ведь я похож на тебя! – вдруг поймал себя на мысли, – точно так
же валяюсь здесь!»
Я отвёл взгляд и увидел что-то белое. Пригляделся. По левую руку,
невдалеке от меня, валялся искореженный, мотоциклетный шлем. Он смялся,
как вареное яйцо, которое уронили на пол одним боком, и было испещрено
осколками разных калибров. Только ободок на шлеме не давал рассыпаться
растрескавшимся кускам когда-то красивой белой каски. Длинного, большого
козырька, как такого не было, остались