Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.)
Лео Мулен
Мир монахов на протяжении столетий вдохновлял и формировал цивилизацию европейского Средневековья. Что же известно нашим современникам о повседневной жизни монашества, о том, как они молились, как готовились к смерти, что читали, чем питались, как спали?
Лео Мулен – признанный специалист в области истории и социологии религии. Он изучил множество самых различных источников: хроник и сборников обычаев, посланий основателей орденов и житий святых, а также научных трудов, посвященных этой проблематике. Автор убедительно и живо показывает, как, уповая на Промысел Божий, жили в эпоху Средневековья эти люди огня, железа и веры.
Лео Мулен
Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X—XV вв.)
Введение
Начиная работать над книгой о повседневной жизни монашества в Средние века, я поделился своими замыслами с одним из моих друзей-картезианцев. «Я вижу, что вы решительно ничего не боитесь… – ответил мне картезианец. – Жизнь монахов X—XV века – такая тема, за которую я бы точно не взялся. Книги из нее не получится, во всяком случае, выйдет не больше страницы». И все письмо в том же духе. Я почувствовал некоторую растерянность. Тем более что он был прав. С его точки зрения, если бы я написал только два слова: «Монахи молились», – я бы уже сказал о них самое главное. Все остальное – просто «управление делами» и красочные подробности. Однако мой издатель смотрел на это иначе, я же пребывал в нерешительности.
Другим «стимулом» к написанию этой книги, более польстившим мне, явилось следующее признание: «Я восхищаюсь вашей дерзостью взяться за столь сложный труд». Достаточно прозрачно смягченное сомнение было адресовано мне братом-доминиканцем. Это заставляло задуматься. И я задумался.
Присутствуя на коллоквиуме в Реймсе, посвященном тысячелетию аббатства Сен-Тьерри, я имел удовольствие встретить там отца Дюбуа, бенедиктинца из Парижа, и отца Леклерка из Клерво, двух столпов современной науки, занимающейся историей средневекового монашества. Оба они принадлежат к тем людям, которые способны изумить вас своей эрудицией, живостью ума, критической проницательностью.
Читая их произведения, чувствуешь свою полную неспособность совершить что-либо новое в этой обширной, но целиком принадлежащей им области. Тем не менее, я спросил у них, что они думают о моих планах, и они оба настоятельно посоветовали мне взяться за такой труд. По их мнению, я, как профессиональный социолог, и к тому же агностик по своим убеждениям, рассматривая жизнь монашества с иной точки зрения, мог бы провести весьма плодотворное исследование. Это замечание отцов-ученых, естественно, очень приободрило меня.
Впрочем, не исключено, что они, как никто иной, зная неисчерпаемость темы, за которую я берусь (потому-то сами они и не собирались приниматься за такое дело), решили: пусть лучше какой-нибудь самоуверенный человек, к тому же немолодой, так что его никак нельзя будет извинить ошибками юного возраста, бросается в эти глубокие воды, едва умея плавать. Однако я продолжал свою работу.
А она ставила передо мной все новые проблемы. Бесспорно, что повседневная жизнь монахов обретает свое истинное значение лишь в молитве и богослужении. На протяжении дня она организована и упорядочена только в единстве с этими конкретными действиями, из служб и молитв вытекает и все остальное. Но я – агностик и поэтому не сумею говорить о таких лично мне непонятных вещах, как молитва и церковная служба. Я не раз присутствовал на богослужении в различных монастырях, но его глубинный смысл, последовательность и одухотворяющее воздействие ускользают от меня отчасти или полностью. Мне нравится эстетическая сторона службы, например, глубоко трогает григорианское пение, но точно так же, как музыка Баха, Моцарта или Дюка Эллингтона. И что об этом говорить?
К тому же мир монашества, обширный, разнообразный и сложный, не ограничивается одними монахами. Это и уставные каноники и еремиты; затворники и нищенствующие монахи; госпитальеры – монахи-воины по своему призванию; члены активных или покаянных братс