«Петр и Алексей», ром. г. Мережковского. – «Страна отцов» г. Гусева-Оренбургского

Ангел Иванович Богданович

«Закончивъ свою громоздкую трилогiю "Христосъ и Антихристъ", врядъ ли г. Мережковскiй могъ сказать съ чувствомъ полнаго удовлетворенiя: "нын? отпущаеши". Не думаемъ, чтобы авторъ остался доволенъ своимъ трудомъ, и потому такъ, что, начавъ эту большую работу при одномъ настроенiи, онъ завершилъ ее при другомъ. Ч?мъ ближе къ концу, т?мъ р?зче чувствуется эта разница. Если въ "Отверженномъ" преобладаетъ туманная и т?мъ не мен?е горячая м?стами мистическая струя, то уже въ "Воскресшихъ богахъ" ее мало-по-малу выт?сняетъ холодное изсл?дованiе ученаго, а въ "Петр? и Алекс??" мистика окончательно перешла въ холодный разсказъ, отъ котораго в?етъ "пылью в?ковъ". Именно т? м?ста этого романа, гд? авторъ желаетъ разогр?ть себя религiозными порыванiями своего героя въ мiръ надзд?шнiй, меньше всего увлекаютъ читателя…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

"Петръ и Алекс?й", ром. г. Мережковскаго. – "Страна отцовъ" г. Гусева-Оренбургскаго

Закончивъ свою громоздкую трилогiю "Христосъ и Антихристъ", врядъ ли г. Мережковскiй могъ сказать съ чувствомъ полнаго удовлетворенiя: "нын? отпущаеши". Не думаемъ, чтобы авторъ остался доволенъ своимъ трудомъ, и потому такъ, что, начавъ эту большую работу при одномъ настроенiи, онъ завершилъ ее при другомъ. Ч?мъ ближе къ концу, т?мъ р?зче чувствуется эта разница. Если въ "Отверженномъ" преобладаетъ туманная и т?мъ не мен?е горячая м?стами мистическая струя, то уже въ "Воскресшихъ богахъ" ее мало-по-малу выт?сняетъ холодное изсл?дованiе ученаго, а въ "Петр? и Алекс??" мистика окончательно перешла въ холодный разсказъ, отъ котораго в?етъ "пылью в?ковъ". Именно т? м?ста этого романа, гд? авторъ желаетъ разогр?ть себя религiозными порыванiями своего героя въ мiръ надзд?шнiй, меньше всего увлекаютъ читателя. Таковы вс? сцены, гд? д?йствуютъ сектанты, а "взыскующiй града" Тихонъ самая неудавшаяся фигура романа. Для созданiя Тихона авторъ не им?лъ руководства въ вид? многочисленныхъ хроникъ, его приходилось творить, а для творчества необходимо самому гор?ть огнемъ и мучиться муками своего героя. Намъ уже неоднократно приходилось, говоря о художественной работ? г. Мережковскаго, отм?тить холодность его темперамента, преобладанiе въ немъ разсудочности надъ сердцемъ, изсл?дованiя надъ творчествомъ. Мистическаго н?тъ ни капли въ натур? автора, онъ типичный резонеръ, и его работа напоминаетъ скор?е р?шенiе шахматной задачи, а не пропов?дь или восторженное влеченiе въ мiръ неяснаго и неопред?леннаго, куда г. Мережковскiй хочетъ насильственно проникнуть. Въ сущности, о чемъ бы ни пов?ствовалъ г. Мережковскiй, онъ остается холоденъ, и чувствуется, что ему р?шительно н?тъ никакого д?ла до своихъ героевъ. Но они ему нужны, какъ элементы для поставленной имъ себ? задачи – доказать, что аскетическое начало христiанства и древнее оргiастическое, которое отлилось въ культъ Дiониса, сливаются въ н?которой "потусторонней" точк?. Поставивъ себ? такую задачу – объединить Христа и Антихриста, г. Мережковскiй беретъ три эпохи, особенно яркiя по столкновенiю этихъ началъ, и путемъ тщательнаго изсл?дованiя источниковъ силится возсоздать это слiянiе Христа и Дiониса, и какъ только доходитъ до этого пункта, терпитъ настоящiй крахъ. Такъ было съ "Отверженнымъ", такъ случилось съ "Леонардо да Винчи", такъ вышло и съ Тихономъ, который и есть главный герой посл?дняго романа "Петръ и Алекс?й".

Не увлекаясь самъ, авторъ не можетъ увлечь за собой и читателя въ манящiя его "бездны внизу и вверху", и вс? эти "оргiастическiя", "потустороннiя" порыванiя отдаютъ самой обычной скукой, которую читатель проб?гаетъ какъ безплодныя пустыни, торопясь къ т?мъ главамъ, гд? разсказъ оживляется всегда интересными выписками изъ хроникъ. Въ посл?днемъ роман? это особенно зам?тно. Авторъ почти не далъ себ? труда переработать сырой историческiй матерiалъ и, право, за это можно быть ему только благодарнымъ. Личности Петра, Алекс?я и другихъ главныхъ д?ятелей этой знаменитой эпохи такъ значительны, что даже простой раз