Порождение зла, или нет страшнее врага, чем бывший друг
Легар Баронович Рудый
Легар Баронович Рудый
Порождение зла, или нет страшнее врага, чем бывший друг
Хороший рассказ, написанный собакой
Слева в рёбра, чуть выше локтя, мелкими острыми зубами мне впилось маленькое, но очень вонючее существо. Пытаясь стряхнуть его, я резко крутанулся вправо, чтобы достать до него зубами. Из-за дерева молниеносно метнулась тень, и я ощутил на своём горле крепкие, опытные зубы, которые сжимались всё сильнее и сильнее. Воздуха не хватало, я захрипел… Прогремела длинная автоматная очередь. Зубы моего врага начали ослабевать, из его пасти пошла кровавая пена и, пузырясь, потекла мне на шею и грудь… Я глубоко вздохнул. Воздух с коротким щелчком очень больно продрался в мои лёгкие. Я поднялся. Вонючка всё ещё висела на мне, оцепенев от злости и страха. В ярости я схватил её зубами. Послышался треск ломающихся рёбер. Господи, ведь в два раза меньше зайца, а сколько злобы! Даже с переломанными рёбрами она крепко висела на мне. Пришлось с силой дерануть её и привычным движением несколько раз мотнуть головой. Тушка обмякла, обделалась и повисла. Я с отвращением бросил её на землю. В этот раз мои налитые кровью глаза увидели, как на нашего всеобщего любимца, Цыгана, бросились три лохматых и яростных пса. Не ощущая собственной боли, я с лаем кинулся в эту кучу…
В дверях показалось встревоженное лицо Папы. Не зажигая света, он подошел ко мне, сел рядом, обнял и, прижавшись лбом к моей голове, тихонечко прошептал: «Не надо, Рыжий, всё хорошо. Мы дома… Успокойся, а то сестрёнку разбудишь». Я, задержав тяжёлое дыхание, прислушался. Сестрёнка мирно посапывала. Её не разбудил мой лай, поднявший Папу.
Да когда же закончится этот кошмар!? Ведь мы уже 3 месяца дома, а ко мне почти каждую ночь приходят жутики прошлого. Мне стало не по себе. Захотелось, чтобы Пап поскорее ушёл. А он, не понимая этого, продолжал гладить меня. Мне так хотелось остаться одному. Пришлось хитрить. Я лизнул его в ухо, говоря: «Ладно, иди, я в порядке». Он потрепал мены по загривку и пошлёпал босыми ногами в свой «гамак».
Болели старые раны. Я лёг на прохладный пол и уставился в пустоту. Не хотелось видеть никого и ничего. Хотелось выть. Но этого делать нельзя!!! Когда же это кончится?!
С тех пор как забрали мальчика на войну, мать с замиранием сердца ждала возвращения отца, спускавшегося за почтой. Она старалась чем-то занять себя, чтобы сгладить остроту ожидания, надежды, страха. Тщательно простирывалось бельё, мылась посуда, тёрся и так блестевший как зеркало пол. Вот и сейчас перемывалась стопка посуды… Он вошёл, пряча глаза, небрежно бросил газеты на журнальный столик. Но по его напряжённой спине мать поняла – ПРИШЛА БЕДА!
Как в замедленной съёмке медленно поплыли вниз блюдца и бокалы. Коснувшись пола, они поднимались вверх фейерверком мелких осколков и растекались по всей кухне. Медленно-медленно поплыли стены, судорожно раскрытый рот беззвучно кричал: «Сынок… Коленька… Нет! Нет!..» Она не потеряла сознание, не билась в истерике. Он подошёл, опустился рядом, как-то виновато расправляя скомканную бумажку. Это была похоронка.
– Не верю! – Лицо её стало жёстким и колючим. Всегда смешливые голубые глаза потемнели, приобретя цвет воронёной стали. – Сердце мне говорит, что это неправда! Я бы почувствовала… Да вот и Лютый среагировал бы.
Лютый, услышав свою кличку, вошёл в кухню и тут же располосовал свою лапу осколком стекла. Это был настоящий немецкий овчар, драчун, прекрасно выращенный и отдрессированный сыном. Николай собирался вместе с ним служить на границе, да судьба распорядилась несколько иначе…
– Иди. Обработай лапу Лютому перекисью водорода и залей зелёнкой, а я здесь пока подмету.
– Я сама! – Она с силой вырвала веник из его рук. А он, не зная как на это реагировать, немного потоптался по битому стеклу и двинулся, кликнув Лютого, в комнату.
Обработав и затянув довольно глубоко порезанную лапу, отец с каким-то страхом вернулся в кухню вслед за старым пуделем (ещё одним членом их семьи). Он ожидал увидеть что угодно, только не это – мать заводила любимые Кол