Ортодокс

Владислав Юрьевич Дорофеев

В очерке «Ортодокс», в частности, описана ситуация с началом вторжения в Дагестан со стороны Чечни и захватом заложников на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост», реакция обычных людей, сомнения и страхи, решительность и действие. На этих и других примерах герой пытается понять, как сочетается нравственность, вера, мораль с хаосом, беспределом, глупостью и кошмаром обыденной жизни, как сделать так, чтобы нравственность из умозрительной категории перешла в разряд обыденной жизни и отношений.

Владислав Дорофеев

Ортодокс

Зачин

Общение с Богом, молитва и обращение к Богу, совмещение личной воли с Божией волей – это все инструменты воцерковления человека.

Об этом сей текст. Но сам текст – не есть инструмент, не есть практическое руководство, научающее и способствующее приближению человека к Богу. Ибо я человек не святой, я лишь иду по пути святости, я – христианин. Это – план мысли, а не действия.

Я никогда никому и ни в чем не оппонировал, ни с кем не боролся, я лишь всегда защищал свою самость от людей, от систем, от государства. Я защищал и защищаю перед людьми свое собственное «я», свое право на самоценность, на независимость и собственное мнение, от какого бы то ни было давления, насилия и обобществления со стороны. Но не стороны Бога. Впрочем, и не от людей, когда это угодно Богу.

В этом и состоит человеческая составляющая христианина.

Как я теперь понимаю, назначение человека – его собственная душа, ее развитие и спасение, вытаскивание души из земных тенет. Все, способствующее этому, хорошо и необходимо, и наоборот.

Христианином надо быть не для себя, не для людей, а для Бога. А то ведь можно погрузиться в молитву, внешне погрузиться в Церковь, увлеченно и страстно чувствовать себя христианином, но в отношениях с миром и людьми, а паче всего Богом, – оставаться прежним человеком, злым, нетерпимым, самодовольным и эгоистичным, жадным и причинным.

Нередко создается впечатление, что прихожане храмов (особенно это касается рефлексирующих людей, то есть и меня) остаются прихожанами своего ума, своих чувств, своих страстей и своих желаний, не сообразующихся с Божией волей, а потому они не становятся прихожанами Христа, то есть не становятся новозаветными людьми, не становятся христианами.

Ибо люди (и я) приблизительно правдивы. Мелкая ложь, например, в виде хвастовства или преувеличения, вообще не считается ложью.

Еще люди варьируют правдами. Есть правда для Господа, где все свои устремления, желания и убеждения они отдают Всевышнему. А есть человеческая, обыденная, сиюминутная правда, в которой они позволяют себе опираться и рассчитывать не столько на Господа, имеющегося лишь ввиду, сколько на пресловутые человеческие законы. Как будто бы существуют какие-то законы и вообще что-то, что не имеет отношения к Богу.

Вера – это поиск дороги в неизведанное. С этой потребностью человек рождается. У меня всегда было предощущение другой жизни. Наверное, это и есть религиозное чувство, точнее, на этом предощущении неизведанного вера стоит.

Присутствие Бога в своей жизни, точнее в себе, я почувствовал давно. Однажды ночью я закрыл глаза и улетел. Я не был пьян, я не был болен. Я внутренним зрением увидел, понял, почувствовал свободу, невообразимую свободу и легкость, ясность бытия, безграничность своих возможностей и невероятную способность проникать всюду, и все мочь.

Я испугался. Точнее, это не было испугом, появилось лишь твердое ощущение, что материальные границы исчезли, исчезли материальные ограничения, и будто тело растворилось. Я даже открыл глаза, чтобы убедиться в привычности и наличии и мира, и себя в своей его материальности. Да, все как обычно. Я вновь закрываю глаза.

Мое сознание стало предельно ясным и совершенно предметным, оставаясь при этом определенным, но только теперь предмет сознания исключительно – мысль. Ни страсть или желания и ни инстинкт, а мысль, – вот единственная реальность в этом метаматериальном, ирреальном, метафизическом мире. Я не знал что делать с этой свободой от материи, я не знал как распорядиться свободой мысли, свободной мыслью, и чувством вс