Заклинание орхидеи
Карлос Фуэнтес
В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни. Многие из представленных рассказов публикуются впервые.
Карлос Фуэнтес
Заклинание орхидеи
– Смотри-ка, а ведь пришла зима.
Из-за спины небес на Панаму хлынул поток светлых лезвий, которые, изранив землю на прилегающих улицах, устремлялись к Виа Эспанья. У кромки шоссе бурливые речки в замешательстве разливались вширь, невольно робея перед жаркой жаждой асфальта. Далекое дыханье города и прибой его шумов растворялись в испарениях тротуаров, в космах пальм, в скопищах человеческих тел под навесами.
Забрезжил утробный свет, желтый, как глина в объятьях дождя. Когда Муриель проснулся, был уже полдень. Распахнутые окна ритмично постукивали на третьем слоге от конца, тяжелые простыни громоздились на теле. Куда-то уползали тени от ножек стола, тишина поглотила кашель мужчины. Ана уже ушла, возможно, вернется к вечеру, промокшая до мозга костей в своем невесомом коконе.
Муриель выпростал плечи и сжал голову руками. В считанные доли минуты зеленые мошки разукрасили серые контуры его торса, но взмахи рук сдвинули с места воздух. Вокруг – пустота. Лишь вдали виднелись холмы, усеченные темным ножом ненастного дня. Ни птицы, ни вещего знака. Одно только время в спутанной гриве молний. Он стал лениво подыскивать стихотворный размер, ибо эта страна полнится ритмами, ритмы неотъемлемы, как собственные ноги…
Аланхе, Гуараре, Макарас, Аррайхан,
Чирики, Самбу, Читре, Пеноме,
…Чикан, Коколи, Портоган… Этот ритм всегда его спасал.
Когда ливень сошел на нет, Муриель поднялся с постели, вытерев влажный лоб. И пошел в туалет за ботинками. На них была бурая плесень, точь-в-точь как на книгах, разбухших, не желавших, чтобы их читали. На тарелке еще лежали истекавшие влагой кубики льда. Он положил их себе на грудь, сильно надавил ладонью, но снова вернулся кашель. Под окнами яшмовый кустарник опять расправил листву, испещренную красными жилками. А там вновь возродилось солнце и неспешная людская возня; вяло запульсировала Центральная улица – раздвоенная линия жизни, растраченной истертыми бумажками в лавчонках Санта-Аны, утопленной в соке выжатых лимонов, линия, продолжающаяся по обоим берегам Зоны Канала и ветвящаяся до бесконечности. Беспорядочные шумы наполнили голову Муриеля, пот, как из капельницы, капал на спину.