?дательской системе Ridero

Я родился пушистым и белым

Я родился пушистым и белым,

И был, даже, вначале, не против,

Но, естественно, первым же делом,

Получил, по младенческой попе.

Так с тех пор повелось, и поныне:

По лицу, по рукам и по почкам.

Волокут на верёвке по глине,

По камням, по асфальту, по кочкам.

Стал колючим я, стал грязно-серым,

Но в подвале ночами упорно,

Я вылизываю своё тело,

Чтоб не путалось белое с чёрным.

Шерсть, свалявшуюся колтунами,

Выгрызаю с надеждой и верой:

Не забудет, Господь, за делами,

Даст уйти мне… пушистым и белым.

Первая потеря

Шёл на парад мальчик Вова, нёс шар,

С дедом за ручку, одетый прилично,

Весело новый скрипел тротуар,

Вова шагал по нему энергично.

Праздник (не помню за давностью лет),

Был как всегда ликованьем отмечен.

Флаги, знамёна, портреты… А дед

Тут же плакатом был враз обеспечен.

Кончен парад, завершён ритуал,

Дед с мужиками в пивбар отлучился,

Вове пятак на забавы он дал,

Чтоб тот по-своему распорядился.

Вова и в школу тогда не ходил,

Мал был совсем, если уж разбираться.

Но дед спокойно его отпустил,

Раз ты в Союзе – чего опасаться?

Как получилось, теперь не поймёшь

И не узнаешь, конечно, ответа,

Выронил где-то мальчишка свой грош,

Скрылось вдруг Солнце, лишь тьма без просвета.

Это трагедия! Рёв, стон и плач.

Дед прибежал, успокоил небыстро:

«В жизни твоей будет воз неудач,

А у тебя слёз – всего лишь канистра.

Ты береги их, сгодятся не раз,

Распредели их на жизнь равномерно.

Можешь считать – это дедов приказ,

Должен его ты исполнить примерно.»

Первой потери урок навсегда

В сердце моём жёстким стержнем остался.

Мимо текли города и года,

Я же всей силой за стержень держался.

Много потом я по жизни терял

Денег, иллюзий, друзей и любимых,

Но никогда больше так не рыдал,

Даже при бо?лях совсем нестерпимых.

Ну а теперь, в сердце осень храня,

Пройденный путь досконально измеря,

Интересуюсь, когда у меня

Будет последняя в жизни потеря?

Нет, я не прав, всё не так и не то,

Мне наплевать… Все там будем и точка.

Ну, потеряю я «что» или «кто»…

Не потерять бы последнюю строчку.

Урок

Звенит звонок, мы на урок гурьбою рвёмся в класс,

Математичка, не спеша, порог переступает.

И мы, покорные судьбе, шум прекращаем враз:

С учителем не ссорься зря – про это каждый знает.

Хоть раздолбаев, не секрет, везде всегда хватает,

Но в этот раз один балбес нас просто всех потряс.

Он опоздал, да фиг бы с ним, с кем только не бывает,

Но фортель что он выкинул… Я расскажу сейчас.

Тихонько просочившись в дверь, он замер на мгновенье

По стойке смирно встал во фрунт, рукой взмахнув вперёд:

«Хайль Гитлер» чётко произнёс… Мы впали в изумленье,

И стали думать да гадать: «Он долго проживёт?»

Хоть четверть века от войны всего на днях грядёт,

И отделяет от неё одно лишь поколенье,

И, кажется, нельзя забыть… но подзабыл народ,

Коль стало вдруг возможным здесь подобное явленье.

Но нет, возмездие пришло! Указкой по спине

Был награждён наш глупый друг, да крепко так, с оттяжкой.

И очень тихо в гробовой и вязкой тишине

Поведала учитель нам о лихолетье тяжком.

Ей с малолетками тремя и младшенькой грудняшкой

Пришлось тащить всё на себе со всеми наравне,

И можно детством обозвать, с большой-большой натяжкой,

То, как жилось им нелегко в израненной стране.

И всё. Усвоен был урок, я думаю с лихвою,

Хватило парню навсегда понять, что есть предел.

Запомнил он, что так шутить – иметь нутро гнилое,

Хотя, конечно, просто он мозгами не созрел.

Правозащитный слышу визг: «Да ты, блин, охренел!

Ребёнка бить? Да как же так? Ведь это же святое…»

А я запомнил тот урок, давно сказать хотел:

Ирина Александровна, спасибо Вам большое!»

Пешня

Раннее утро, с трудом просыпаемся,

Валенки, ватники, удочки, чай…

А потому мы так долго копаемся,

Чтобы чего не забыть невзначай.

Снова отец на рыбалку взял зимнюю,

Ну я конечно несказанно рад.

Рад я простору, торосам и инею,

Снега вдыхаю морской аромат.

Брови мальчишьи совсем закуржавели,

Крепко р