Коллапсис

Анна Петерман

Пятнадцать лет назад Кэллин Блэр покончила с собой, не осознавая, что свела счёты с жизнью не только со своей, но и с чужой. На руинах чужой жизни из боли возводится мир «Медитокса», тесно переплетающийся с неизвестным серым миром, в котором обитают монстры, рождённые из чужих кошмаров и боли. Никку Делрою предстоит отыскать истину в чертогах больного разума, чтобы доказать собственную невиновность. Но так ли это легко, когда под сомнение ставят не только существование твоей правды, но и тебя самого.Содержит нецензурную брань.

Посвящается Лосеву С. В., благодаря которому появился Блэйз Пэйн.

Мой мир – маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия. (с) Зигмунд Фрейд

Боль порождает Страх.

Страх влечёт Агрессию.

Агрессия освобождает Безумие.

Безумие есть Отрицание.

Отрицание даёт Надежду.

Надежда отравляет Истину.

Часть 1. Ангел

Пролог Кэллин Блэр

Кэллин Блэр плохо спала. Сон предал её, покинул неожиданно, как покидает вдохновение беспрерывно строчащего романы автора, оставив за собой смятение и страх. А вдруг он больше никогда не вернётся?

Кэллин молилась о сне. В безмолвных молитвах коротала душные ночи, сложив дрожащие ледяные ладошки в замочек на груди, устремив уставший, заплаканный взгляд в потолок. Лежала на смятых подушках или стояла на покрытых синяками коленях, молясь, как монах-аскет. И также безуспешно.

Она искала потерянные сны в успокаивающей музыке, в шумном вентиляторе, дарящем искусственный ветер, во всевозможных позах для сна, вычитанных в книгах Майкла.

Кэллин бродила по квартире, проводя исхудавшими руками по грязным, потёртым обоям квартирки, которую снимал её молодой человек. Она завидовала Майклу: тот спал подобно младенцу, пока его возлюбленная с завистью наблюдала, как движутся глазные яблоки под веками в глубокой фазе сна. Слушала его сопение, надеясь, что, быть может, так она уснёт. Заразится чужим сновидением. Сидела на краю кровати и смотрела в открытое окно, откуда доносился субботний шум грохочущей музыки и пьяного смеха.

Иногда Кэллин впадала в забвение – скорее обмороки, чем сон. Короткое безумие в двадцать минут из длинного сна, после пробуждения которого Блэр тошнило и скручивало, а голову сжимало в раскалённые тиски.

После первых дней бессонницы Кэллин пыталась утомить себя физическими нагрузками и долгими прогулками в одиночестве.

После первой недели бессонницы она напоминала выблеванный больным сгусток желчи; чувствовала она себя, по крайней мере, именно так. Её тошнило, её ломило, она не могла взять в рот ни крошки, но Майкл упорно заставлял хотя бы обедать – готов был пережёвывать за неё залитые молоком хлопья, лишь бы она не изнуряла себя голодовкой.

После второй недели бессонницы Кэллин перестала отвечать на вопросы сразу, слова доходили скомкано и замедленно до её сознания. Она смотрела на растерянного и встревоженного Майкла тупо и бессмысленно и снова падала на кровать.

На третью неделю Майкл Волкмер принёс Кэллин таблетки. Сильнодействующее снотворное, совсем недорогое: по карману студенту. Но действенное, как пообещал добродушный лектор, выписавший рецепт подающему надежды будущему психиатру.

В первый день приёма таблеток Кэллин проплакала всю ночь – она так и не уснула. Она спрашивала всевозможных богов и божеств, в чём провинилась. За что вселенная наказывает её. Почему другие спят, но не она? Чем обидела собственный организм? Чем спугнула сон, что, как кисейная барышня, сбежал от неё, стоило повеять лёгкому ветерку?

На второй день Кэллин уснула на три часа, и это время показалось ей даром Всевышнего. Она не верила собственным глазам, проверяла время на всех часах, чтобы убедиться, не обмануло ли её зрение.

Как же она перепугала Майкла, когда разбудила его, с наивно детской радостью и со слезами на глазах объявив, что поспала, наконец-то, целых три часа.

Майкл вымученно улыбнулся, с понимающей улыбкой обнял Блэр и не выпускал всю оставшуюся ночь. Сон сморил его, но Кэллин больше не завидовала, ей было достаточно и этой маленькой победы.

Ведь с каждым днём прибавлялся новый час. И Блэр с упоением глотала крас