Я убит подо Ржевом, в безымянном болоте,

В пятой роте на левом, при жестоком налете.

Я не слышал разрыва, я не видел той вспышки,

Точно в пропасть с обрыва, и ни дна, ни покрышки,

И во всем этом мире, до конца ее дней,

Ни петлички, ни лычки, с гимнастерки моей.

    (Александр Трифонович Твардовский)

Пролог

Согласитесь, тяжелое чувство наступает, когда слышишь, что кто-то из знакомых умер, даже если просто знакомый, с которым ты встречался всего пару раз. Но что, если гибнут все вокруг, и знакомые, и нет, и даже семья? Как выдержать все это? Ответ на этот вопрос вам никто не даст, вы его сами найдете, если конечно, переживете. Меня зовут Артем Николаевич Севцов, и я пережил самую страшную войну на свете и пережил самые страшные чувства на свете. Сейчас я вам о них расскажу.

Я родился в Белгороде, в 1925 году. У меня было три брата: Родион, Николай и Виктор. С Родионом мы были двойняшками, а Николай с Виктором родились раньше. Николай старше нас на два года, Виктор на три. Однако я их никогда не видел. Мы с мамой, почти сразу после моего рождения переехали в Царицын, а через месяц город переименовали в Сталинград. Я никогда не спрашивал, почему мы уехали. Для мамы эта тема была болезненной, и я не развязывал разговор об этом, хотя мама была не против рассказать мне о братьях, об отце. Отец был солдатом, вернее сапером, снимал мины, ставил мины, ремонтировал машины, танки. Такой род солдат не так уж часто идет в бой без необходимости, слишком ценный ресурс. Отец, по рассказам матери, был на дальнем востоке, там как раз был пограничный конфликт с Японией, в котором он участвовал. Правда, где он сейчас сказать трудно, может здесь, в Европе, или все там же, на Дальнем Востоке.

Я рос послушным ребенком, но чем старше я становился, тем больше мне хотелось самостоятельности. Как-то произошла со мной одна история. К нам в город приехала делегация во главе со Сталиным. Ради такого ответственного события всем объявили выходной. Мы стояли с мамой на набережной, было много народу. Я хотел увидеть Сталина, но я был очень маленьким, соответственно низким, но желание увидеть «Отца советского народа» была выше. Под шумок, уже к концу торжества, я вырвался у матери из рук и побежал через толпу, крича: «Товарищ Сталин! Товарищ Сталин!». Я слышал, как все люди обращались к нему именно так, вот и решил, что так и надо говорить. Я преодолел толпу и передо мной стал высокого, как мне тогда казалось, роста грузин, пятидесяти лет, с густыми усами, правой рукой, согнутой почти под ровный угол, сжимающей трубку. В красивом темно-зеленом кителе, темно синих штанах и сапогах, его пышные волосы, зачесанные назад, тихонько колыхались по ветру. Он аккуратно присел на корточки, и спросил:

– Ты что-то хотел, мальчик?

– Я… товарищ Сталин, я…

– Не спеши – Перебил он меня, выставляя левую руку, – спокойно, размеренно, медленно. Как тебя зовут?

– Тема.

– А фамилия у тебя есть?

– Севцов.

– Вот теперь рассказывай, Тема Севцов.

Я глубоко вздохнул и начал:

– У меня дедушка, сосед мой, говорит, что вы самый лучший командир на свете. Дедушка – коммунист. А вы тоже коммунист?

– Да, конечно. – Сказал Сталин, кивая головой медленно, будто он был сонный.

– Тогда получается коммунисты хорошие?

– Безусловно. Все коммунисты хорошие.

– А можно, когда я вырасту, тоже коммунистом буду. Я очень хочу быть коммунистом! Я тоже хочу быть хорошим!

– Ну, раз хочешь – Он медленно встал, положил левую руку мне на плечо, и сказал мужчине в очках, – Товарищ Молотов, записывайте приказ номер один. Товарища Тёму Севцова, по достижении восемнадцати лет, зачислить во Всесоюзную Коммунистическую Партию.

Мужчина, улыбнулся, секунду помешкал, достал листок и все это записывал.

– Так точно, товарищ Сталин. Распишитесь?

– Конечно.

Сталин подошел и расписался на бумаге. Повернулся и подошел ко мне.

– Ну, вот и все, Тёма Севцов. Будешь взрослым, придешь к нам, и станешь коммунистом. А теперь иди. Тебя, наверное, мама ждет.

И хоть мне и сказали потом, что это все было наигранно, что Сталин подмигнул Молотову, и они разыграли сцену, мне все это казалось таким