Адам, Ева и Рязань. Записки о русском пространстве

Константин Е. Камышанов

Светлая проза

Это трогательные и глубокие рассказы, которые можно назвать богословием обыденной жизни. Автор – священник и архитектор – описывает просто жизнь, но описывает так, что мы видим в ней выход в другое измерение. Качающиеся на ветру вороны, старуха, для которой Бог зажег свечу в виде тюльпана, сын Тарковского и деревенские прихожане, Рим, который «просто окраина Рязани», и коты – ангелы детства… Мы вдруг обретаем способность увидеть мир глазами философа, художника и христианина и еще раз для себя открыть: мир – не скучный, не злобный, он великий и теплый, и в нем везде – Бог.

Священник Камышанов Константин

Адам, Ева и Рязань.

Записки о русском пространстве

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви ИС Р19-913-0501

© Камышанов К. Е., 2020

© ООО ТД «Никея», 2020

* * *

Время сирени

У нас нет праздника Картошки – нашего русского провинциального карнавала. Нет праздника Сирени, Спелых яблок, Первого снега, Капели и Мартовского света. Люди ходят по городу и задыхаются без братства праздника.

…Зашли в ночной автобус. Таджик уступил место моей жене. Я сказал ему: «спасибо». Он кивнул и отвернулся в ночь первого теплого дня этого года.

Пожилой мужчина уступил место даме средних лет. Парень уступил место девушке… В автобусе повис смех и легкая болтовня. А в воздухе города парило ожидание Всего Хорошего.

Вышли и пошли под липами, под огромными зелеными шарами лип. Под цветущими каштанами. В клубах запаха сирени. Этот запах забираешь полной грудью, он будит и тревожит ту часть души, которая всегда молодая. И хочется, чтобы время замерло.

А над сиренью, тюльпанами и моей головой нависло бархатное черное небо и предощущение счастья.

Такая мелочь – первый погожий день – внушил людям мысль о хорошем в себе. Если бы Богу было угодно нытье, то и мир бы лежал в сером дождливом мраке. Но природа говорит об обратном. Ее лучшие дни – это торжество света.

А бывает, зло висит в воздухе – и все это остро переживают. А когда таких дней много, вместо праздника люди принимают войну. Какие-то глубинные волны накатывают на всех нас, и мы, как щепки, поднимаемся и опускаемся по волне.

Что это за волны? Все их чувствуют, но никто не знает, откуда они приходят и куда уходят. Что-то есть такое большое, что качает всех нас, как ветер деревья.

Можно махнуть на это рукой, а можно быть просто внимательней ко Времени сирени. Бог нам как маяк, а волны – это волны жизни, о которой мы почти ничего не знаем.

Как нас видит Бог?

Как нас видит Бог и Его святые? Камеру за иконой не установишь. Зато есть глаза священника. Несколько раз в году бывают службы, как в древности – это когда священник служит посреди народа. Самая продолжительная из них – соборование. Примерно полтора часа мы смотрим друг другу в глаза и находимся лицом к лицу.

Когда я был мирским, то любил смотреть на лица людей у причастной Чаши. Одни люди подходят со слезами умиления. Другие со строгими и суровыми лицами. По третьим вообще ничего не поймешь. И редкие люди идут как на праздник.

В нашем городском соборе одна молодая мама подходила к Чаше с таким сияющим, спокойным и приветливым лицом, как может подходить настоящая принцесса к руке своего Отца. С радостной почтительностью и уверенностью в отеческом великодушии и любви.

Наши отношения с Богом выбирает не Бог. Мы их предлагаем Ему сами. Хотим быть любимыми? Он согласен. Хотим иметь строгого и сурового Отца? Он, вздохнув, соглашается. Хотим рыдать у Него на груди? Он принимает и наши слезы.

Но тогда я наблюдал за людьми со стороны, а теперь вижу эти лица близко – и они открыты.

* * *

Первое соборование ошеломило. Таких лиц никогда не бывает в миру. Ни в музее. Ни в кафе. Ни на свадьбе. Ни на море. Ни днем, ни ночью. Нигде.

Тогда, во время соборования, люди смотрели на меня – и не видели меня. Я был для них тень Бога, Его аватар. Это Ему они адресуют умилительные вздохи усталой души. Ему улыбаются и радуются. Ему плачут. Находясь в роли свидетеля при таинстве, я принимаю их исповедание веры через эмоци