Мои колокола

Серебряная медь звучанья —

Поют мои колокола.

Великий подвиг обнищанья

С азартом битого стекла.

Бездомен голос их упрямый,

Надменна солнечная медь.

И театральней пошлой драмы

Их языки должны звенеть,

Но чист удар волшебной ноты,

Беспечен голос серебра.

Он полнит горные долготы

Огнём осеннего костра.

И сердца колокол, дичая

И растворяясь в тишине,

Меня свободой величает

И бьётся бережно во мне.

«Он – просто сон, виденье, морок…»

Он – просто сон, виденье, морок,

А как взволнован разум мой!

Пусть пройден путь, но так же дорог

Он, как ведущая домой

Тропа от леса до калитки,

Когда редеет солнца свет,

И те чудесные напитки,

Что помню с детства много лет.

Земля красна от земляники,

Гудят набатом комары,

Лучей застенчивые блики,

И щёки нежные мокры,

А сверху дождь грибной – на темя

Бросает капли, словно блажь,

И, необъятно, реет время,

Как чуткий воин, верный страж.

Проснулась с привкусом утраты,

Растаял в небе сон-летун…

Ах, я сама была когда-то

Легка в свои семнадцать лун.

«Когда поруганы святыни…»

Когда поруганы святыни

Кровавым чадом октября,

Когда венчается гордыне

Лоб самозваного царя,

Какого вы хотите мира

В давнишней пагубной вражде?

В улыбке гнусного сатира

Вы отразились, как в воде.

Народ тогда достоин славы,

Когда дерзаний не унять.

Посредь растоптанной Державы

Царём себя назначил тать.

Молчите, данники былого,

Не вы добыли эту честь —

Быть звуками родного слова!

Так пусть вершат над вами месть

Пустопорожний век угарный,

Чьи страшны подлые черты,

И блеск медяшек самоварный —

За ваши глупые мечты!

«Столица северная, ты ли…»

Столица северная, ты ли

Весь этот пестовала смрад

На дне Невы, в придонном иле,

Где шевелится мелкий гад!

И все твои ушли потуги

На власть жратвы и кошелька.

Ты и теперь живёшь в испуге

От вил простого мужика?

Но грянет гром в твоих колодцах,

Откуда небо с кулачок,

Где молодь по обкурке прётся,

Попавшись веку на крючок.

На дыбе пошлости и гнуса,

В кольце презренья и блокад,

Надеюсь, ты не станешь трусом,

Когда-то храбрый Ленинград?

Мне жаль твоих красот разящих,

Твоих обобранных гробниц

И львов, на набережных спящих,

Перед подонком павших ниц.

«Мне кажется, сердце не бьётся…»

Мне кажется, сердце не бьётся,

И лимфа застыла, как лёд.

Вселенная – днище колодца,

Куда ветер душу несёт.

И горлицей плачет и свищет

От горькой своей нищеты

Душа над родным пепелищем,

Где ей померещился ты.

Откликнись, опомнись, былое,

Привидевшись в старом саду,

Ещё не спалённом бедою,

Ещё не почуяв беду!

Там вишни дремучие торсы

Топорщили, в небо стремясь,

И ели зелёные ворсы

Под белую прятали бязь.

И, саваном снежным одета,

Брела вдоль дороги изба,

И я не слыхала, что где-то

Меня поджидает судьба.

«Вновь сентябрь метёт с прохладцей…»

Вновь сентябрь метёт с прохладцей

Жёлтым жухлым помелом.

Мне ли сумрака бояться,

Мне ли плакать о былом!

Ветра резкие порывы

Танцу буйному сродни…

У бездонного обрыва

Я свои окончу дни.

Я смотрела в бездну ада,

Не кляня и не браня,

И теперь с вниманьем гада

Бездна смотрит на меня.

«Туман в долине безвоздушно-тонок…»

Туман в долине безвоздушно-тонок.

Плывёт селенье в мятном молоке.

И горлица рыдает, как ребёнок,

И гаснут звёзды талые в реке.

От месяца остался призрак бледный,

А с колокольни канул первый звук

И растворился в нежности рассветной,

Как окончанье всех сердечных мук.

Фарфорово над миром твердь синела,

Кадильно убывали облака,

«Аминь, аминь» – во храме дева пела,

Огонь свечей подрагивал слегка…

Не эту ли гармонию земную

Искала я, заблудшая во тьме?

Я лишь Тебя, Спаситель мой, взыскую,

И каждый новый день – наградой мне.

«И проклятье, и спасенье …»

И проклятье, и спасенье —

Память утлая моя.

Я забыла невезенье

И далёкие края.

Я простила всех без злости,

Пожелала всем добра

И готовлюсь к Богу в гости

Без тряпья и серебра