Медбрат. Записки студента

Надежда Нелидова

Боевое крещение. Заступил на смену в 7 утра, закончил в 7 следующего утра – и на лекции. Шёл в раскоряку, как ночная бабочка с полицейского субботника. Дома не мог уснуть: в голове, как стёклышки в калейдоскопе, мельтешили картинки прошедшей смены. Ноги ломало как у девяностолетней старухи. Именно древние старики и старушки – основной контингент 7-й терапии. А ещё бомжи, нарики, цыганки-попрошайки и прочий антисоциальный элемент. За глаза нас называют богадельней, бомжатником, шалманом.

Надежда Нелидова

МЕДБРАТ

ЗАПИСКИ СТУДЕНТА

7-я ТЕРАПИЯ – ЭТО АД!

Боевое крещение, и сразу сутки. Заступил в 7 утра, закончил в 7 следующего утра – и на лекции до вечера. Не могу сказать, что устал как собака, потому что сравнение не корректно. Псина вольно бегает на солнышке, обдувается ветерком, нюхает травку, у какого хочет дерева ногу задерёт. А когда устанет, свернётся и всласть отоспится в парке на тёплой крышке люка.

Шёл домой в раскоряку, как, извините, ночная бабочка с полицейского субботника, двигая ногами будто циркулем. Рухнул на диван, но уснуть не мог. В голове, будто стёклышки в калейдоскопе, мельтешили картинки прошедшей смены. Ноги ломало как у девяностолетнего ревматика.

Именно старики – основной контингент 7-й терапии. А ещё бомжи, наркоманы, цыганки-попрошайки и прочий антисоциальный элемент. Как высказалась старшая сестра Алевтина, в неуклюжую рифму: «Свозят всё г…но, которое никому не нужнО». За глаза 7-ю терапию называют богадельней, бомжатником и шалманом.

Но каким образом родне удаётся спихнуть престарелых дедушек и бабушек на дефицитные койко-места – тайна сие велика есть.

Многоопытная подружка Верка утверждает, что перед этим родственники обычно посещают кабинет заведующей и проводят там довольно продолжительное время. Замечено, что обе стороны расходятся чрезвычайно довольные друг другом. Порозовевшая как девочка заведующая запирает ящик стола, а оживлённые родственники, засовывая в карманы опустевшие бумажники, уносят ноги – не исключено, продавать по доверенности дедушкины-бабушкины освободившиеся квартиры. Больше мы их не видим – иногда забирать тело из морга приходится разыскивать через полицию.

Другая категория родственников – те ещё подарочки, визгуны каких свет не видал. Перед ними пасует даже заведующая. Попробуй не прими у них стариков – напишут в страховую компанию, в министерство здравоохранения, на Центральное телевидение, президенту РФ, в Страсбургский суд и ООН. Именно от таких праведников поступают самые запущенные старики: истощённые, грязные, во вшах, расчёсах и пролежнях.

В праздники и на выходные, когда больница пустеет, престарелые отказники как малые детдомовские дети жалобно хныкают и просятся домой. В первое время я пытался их утешить, присаживался, расспрашивал о доме, о детях и внуках. Сейчас проношусь мимо как электровеник: элементарно не хватает времени.

Один дедушка на майские праздники кричал как резаный. Пришёл врач.

– Чего он у тебя орёт на всю больницу?

Склонился, прислушался.

– Домой просится. Думает, мы его похитили и насильно удерживаем. Эй, дед, мы бы со всей душой, да за тобой не пришли. Не при-шли!

Дедушка истошно кричал, пока не вкололи феназепам.

Кто-то из стариков лежит брёвнышком, кто-то едва переставляет ноги, цепляясь за стенки или за провожатого. Они хотят есть, пить, какать и писать. Все они хотят жить – даже те, кто клянёт заблудившуюся по дороге к ним смерть. Особенно те, кто клянёт, хотят жить.

Иногда родственники, бесцеремонно разглядывая больного, прямо при нём громко интересуются:

– Он что, скоро умрёт?

О, каким собачьим отчаянием, ужасом, паникой и тоской наливаются при этом стариковские глаза! Врать нехорошо, но я сухо говорю:

– С чего вы взяли? Мы ещё ого-го, повоюем, правда, дедушка (бабушка)?

Справедливости ради замечу, что встречаются родственники – настоящие подвижники. В критических ситуациях спят ночами на стульях. Едва больница откроется – бегут перед работой с судками, разогревают, кормят с ложечки, разговаривают, искренно целуют. Старики лежат у них как херувимчики, чистенькие, слабо