Надежда и разочарование

Левсет Дарчев

В жизни нет ничего важнее, чем дети. Родители живут в ожидании встречи, телефонного звонка и простого знака внимания от своих детей. Всегда ли дети понимают это, ведь родители не вечны, и каждое их ожидание может стать последним.

Надежда и разочарование

Левсет Дарчев

© Левсет Дарчев, 2019

ISBN 978-5-0050-2101-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Надежда и разочарование

«Ничто не проходит бесследно, – думал Зияди, – на теле легкие шальные детские шрамы, на душе

тяжелее – от жизни длиною в семь десятков лет». Черные брови разрослись и появились длинные поросли, а между ними пролегла увесистая складка. Трое детей: один мальчик – Гиви, сложенный по его эскизу, – высокий, стройный с темными глазами, прямым носом и волосами, отливающими медью. Две дочери – Майя и Роза, больше похожие на мать стройной изящной фигурой, красивым овалом лица, нежные и чувствительные. Это все его богатство, все его достижения. Сын в России, дочери – в Канаде. А он – один в большом доме, летом утопающем в зелени фруктовых деревьев и винограднике, а зимой укрывающемся под снежной скатертью, выдавая существование лишь одной трубой на крыше, откуда валит дым – признак жизни, тепла, уюта.

«Не все плохо. Главное – сердцем не стареть. Жизнь продолжается, завтра отмечу юбилей. Приглашу всех друзей и родню и буду радоваться на всю округу как никогда».

– Эй, ты где? – раздался звонкий голос жены Ноны с нижнего этажа дома.

Зияди прислушался к ее шагам, которые были не так быстры и озорны, как раньше. Вскоре она поднялась по лестнице, выпрямилась во весь рост – худая, узкокостная,

с крашеными в медь волосами, чтобы спрятать седину. Ее карие глаза остались такими же живыми, как и в юности. Прямая и честная. В руке она несла телефон.

– На, это Гиви.

Сердце у Зияди дрогнуло, потому что звонок означал одно – он не приедет.

– Алло, – прозвучал знакомый, очень желанный тембр голоса сына. – Отец, гамарджоба[1 - Гамарджоба (по-грузински) – привет.].

– Гагимарджос[2 - Гагимарджос (по-грузински) – привет (в ответ на приветствие).], сынок, – ответил он одеревеневшим голосом.

– Отец, я от всей души поздравляю тебя с юбилеем, – произнес Гиви, стоя в зале ожидания аэропорта. – Извини, я очень хотел приехать, но обстоятельства… Я собираюсь в командировку в Испанию и как только вернусь оттуда, я прилечу домой и мы…

– Зачем ты летишь в Испанию?

– Дела, отец.

– Я слышал, что ты там связался с…

– Нет, нет, отец, – быстро прервал его Гиви. – Мы же об этом говорили. Слухи всего лишь. Еще раз – поздравляю.

– Спасибо, сын. Ты с кем? – тронутый заботой, спросил его Зияди, услышав в трубке женский голос.

– Я один. Пауза.

– Эх, ты, – неужели у тебя не получается найти какую-нибудь грузинку и жениться, сынок. Тебе уже тридцать лет. Ты забыл обещание?

– Нет, отец. Нет. Я в этом году непременно женюсь.

– Сынок, ты знаешь, какой самый главный инстинкт у живых?

Молчание в трубке.

– Какой?

– Сохранение рода! – грустно сказал Зияди, отвечая на свой философский вопрос. – Есть такое маленькое существо – притворщица листочка. Даже она, находясь до половины в пасти у хищника, откладывает яйца, чтобы продолжить себя в новой жизни. Я в большом доме, где ты родился и бегал без штанов. Мне здесь сегодня одиноко, сын. Я не против: можешь жениться и на испанке…

Через минуту Зияди грустно опустил руку с телефоном и тихо промолвил:

– Я уже не могу вмешиваться во взрослую жизнь детей.

Нона застыла, глядя на раздосадованного мужа с немым взглядом на лице, вспомнив беседу с врачом накануне.

Взрослый терапевт с минуту молчал, перекладывая листы с анализами друг на друга. Нона с трепетом ждала, что скажет этот человек в белом халате, который за день хладнокровно констатирует десяткам людей трагические исходы, сохраняя полное равнодушие.

– Я не знаю, что и сказать, – начал он механическим голосом. – Судя по анализам, у него нет ничего серьезного – можно жить и сто лет. Вот, сердце чуть пошаливает. Это орган, о кот