О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.

О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Чудак человек, кто ж его посадит – он же памятник.

Фраза артиста Крамарова из фильма «Джентльмены удачи».

Ироничный эпиграф: Автору свойственно думать иначе.

Ну, а я б кой-кому засветил кирпичом. Игорь Тальков

1

Цивилизация и культура вовсе не есть по всей уж своей столь подчас весьма тщеславной красе истинно единое целое.

Нет скорее все-таки это две совершенно неоспоримо более чем во всем явственно раздельные части всего этого нынешнего до чего только блестяще яркого современного бытия.

Цивилизация, как правило, невообразимо хищна и яростно утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях.

Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и совсем не в меру чрезвычайно обезличенной благости духа, довольно редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на эту всегдашне как есть пропитанную потом и кровью грешную землю.

А как раз потому людское сознание в Новое время и оказалось до чего только прочно зажато промеж молотом и наковальней обыденного и плотского, как и возвышенно всецело идейно-духовного.

А потому и возникает явный разрыв между тем, что более чем неотъемлемо и упорно желает душа, да и тело в придачу, и тем, что может духовно возвысить и приподнять над всей той и поныне до чего так унылой серостью тупого мещанства.

А при данных довольно неблагоприятных условиях средний человек явно так разом становится заложником прекрасных дум, четко и резко при этом очерченных всяческими темными страстями.

И те безликие, но крайне лукавые черти, вылезшие из самого дна общественной преисподней, более чем беспардонно и никак так совсем не бессмысленно еще расстараются все то черство идейное и всем, тем духом своим нисколько не светлое во всей этой жизни до чего тщательно «начисто вымыть» чем-либо значительно более черным и отвратительно несусветно потно-грязным.

Причем их столь явное преуспеяние на данном поприще в принципе и создавало самые чудовищные преступления против всего человеческого, ДА И, КСТАТИ, в ранее вовсе совсем так и невиданных, бесшабашно невероятных масштабах.

Житейская совесть у самых обычных людей неизменно при этом безвозвратно скукоживалась и становилась разве что лишь дальним придатком к той основной обезличено праведной, совершенно так непреклонно партийной, а то и практически бессловесно беспартийной морали.

И все те мигом истлевшие в печке буржуйке нравственные и этические постулаты попросту разом, словно стены Иерихона обрушились в мучительно звенящую в ушах пустоту сущего безвременья бестрепетно кровавых дел эпохи помпезного и никак не царского абсолютизма.

И главное, все теперь более чем ответственно делалось совсем не иначе, а истинно во имя весьма вот еще деятельного очищения мира от какой-нибудь привязчиво жуткой и гадкой скверны…

Причем столь безвременно это произошло как раз-таки именно вследствие полного и безотчетного самозабвения цивилизации в момент ее величайшего упоения всей-то своей более чем несокрушимой гигантской мощью.

Да явно прошлепали губами самого разного рода доброхоты тот невероятно и безумно отчаянный поворот в массовом сознании, благодаря которому столь нежные и ласковые слова об исключительно наилучшей грядущей будущности всего живущего как раз-таки своим трудом многоликого человечества и превратились в хорошо утоптанный грязный снег дороги в то склизкое «призрачно светлое никуда».

2

Людские ресурсы при этом сами собою разом преобразились из неких настоящих индивидуальностей просто в песчинки, поднятые ветром неистово спешащей в самые дальние дали эпохи немыслимо так ныне смелого достижения вселенского и всеобщего добра.

И главное никак то вовсе не мираж в знойной