Эгрегор. Последний Индекс

Вацлав Йенч

Есть такая профессия: ликвидация зарвавшихся героев. Что поделать? Времена такие пошли на Материке. Совсем эта братия от рук отбилась. Некая организация, ЭРА, на которую сильными мира сего были возложены функции по регулировке деятельности «героев и злодеев», посылает двоих палачей вдогонку за талантливым магом, который, якобы, вывел формулу нового индекса гомункулов. Данный факт был строго засекречен и даже исполнители не знали, что им предстояло изъять. А изъять им предстояло то, что могло поставить их собственный индекс на грань уничтожения, ведь прогресс не стоит на месте, и старое должно уступать место новому, пусть даже старое – это они, гомункулы, живое и мыслящее оружие. Пресловутый прогресс сыграл со своими апологетами в лице алхимиков и магов злую шутку, так как их детища уже достигли того уровня сознания, когда не желают добровольно отправиться на свалку истории. Когда они хотят остаться воистину Последним Индексом!

Вацлав Йенч

ЭГРЕГОР

Последний Индекс

Часть 1

Квир – не подразумевает никаких конкретных, специфических черт. Это идентичность, лишенная сущности, которая по определению расходится со всем нормальным, легитимным, господствующим.

    И. С. Кон

Пролог

Овальный паром не спеша плыл по воздуху над Покинутым Морем. Он направлялся в сторону помпезно величаемого на Материке «Края Мира». В лучах заходящего солнца играли огнем начищенные поручни и бортики этого вытянутого, невероятного размера диска из металла и дерева. Паром неспешно продвигался вдоль мерцающей чародейской цепи, застывшей в воздухе золотистыми звеньями. Его движение сопровождалось магическим эхом, полным гулких и растянутых звуков, среди которых с большим трудом, но можно было различить лязг и скрежетание анкерных колёс и шестеренок, скрытых в чреве этой, поистине циклопической, конструкции.

Паром был словно сервировочный столик, который уверенно двигался в сторону горизонта. И столик этот далеко не пустовал. Помимо манаварни, что всегда в таких конструкциях занимала центральное место и напоминала эдакую вазу с фруктами, за кои, кстати говоря, можно было бы счесть обломки плавящихся в ней кристаллических стержней, мерцавших тусклым, фиолетовым светом. Так вот, не считая этого устройства, без которого не то что движение, даже нахождение парома в воздухе было бы невозможно, на борту присутствовали во множестве и многообразии сословий те, ради кого, собственно, и устраивались эти многочасовые полеты над бездной вод давно погибшего моря. Хотя такое утверждение слишком явно нагоняло тоску, прибавляя драматизма, и понравилось бы больше той половине присутствующих на пароме, которых можно было отнести к консерваторам того, весьма неоднозначного, периода истории. И, если они относились к магическому катаклизму, повлекшему столь ужасную катастрофу – гибель всего живого в данном море, – критически, даже непримиримо, то вторая половина присутствующих имела совсем иные взгляды. Они видели в магии такого масштаба неустанный двигатель, неумолимо крутивший шестерни в часах уходящей эпохи, приближая будущее, а, вместе с ним, всё новые и новые свершения. Не могло же движение его величества Прогресса, обутого в поистине семимильные сапоги после образования Совета Восьми[1 - Объединенный совет восьми орденов стихийной магии.] и консолидации магии и алхимии, обходиться без издержек? А, если вспомнить, сколько досадных недоразумений позднее оказались важнейшими открытиями, стоило прогрессистам приложить к ним руку, то дело и вовсе было в шляпе!

Да, вторую половину публики, собравшейся на пароме и готовой с изумлением взирать на одну из самых больших тайн мироздания – край мира всё-таки, – называли прогрессистами. В сущности, консерваторы это слово придумали исключительно из презрительных соображений, но оно на удивление хорошо прижилось у оппонентов.

Переходя же к чисто визуальным различиям можно было с уверенностью сказать, что они оказывались так же значительны, как социальные, культурные и, да простят оба лагеря за пошлость, политические. Разнилось многое: от пошива платья, украшений у дам и парадного оружия