Экономические эксперименты. Полные хроники

Михаил Залманович Румер-Зараев

Очень многие утопии в конечном итоге становятся антиутопиями. Автор «Экономических экспериментов…» показывает это на нескольких характерных примерах из разных эпох, в основном – «от сохи», из области аграрной. Потому что сам Михаил Залманович Румер-Зараев знает ее лучше всего, «исходив сельскохозяйственную тему ногами», будучи аграрным журналистом и писателем в советские годы. Теперь таких нет, он единственный, кто знает аграрную утопию, обернувшуюся антиутопией, в лицо, живьем!

Михаил Залманович Румер-Зараев

Экономические эксперименты

Полные хроники

© Михаил Румер-Зараев, текст

© Андрей Колесников, предисловие

© ООО «Издательство АСТ»

Предисловие

Свободу утопии!

Утопия – это такое место, куда хочется, как в советском анекдоте, который вспомнил Михаил Румер-Зараев в своей книге, улететь на «ероплане» к «ядреной матери». Но утопия – это и такое место, не куда, а откуда хочется улететь, сбежать, скрыться. Принудительное осчастливливание по заранее обозначенному плану не всегда оказывается жизнеспособным, а избранные для экспериментов места – пригодными для жизни.

Очень многие утопии становятся антиутопиями. Автор «Конца утопии» показывает это на нескольких характерных примерах из разных эпох, в основном – «от сохи», из области аграрной. Потому что сам Михаил Залманович знает ее лучше всего, исходив сельскохозяйственную тему ногами, будучи аграрным журналистом и писателем в советские годы. Теперь таких нет, он единственный, кто знает аграрную утопию, обернувшуюся антиутопией, в лицо, живьем.

Содержание и вопросы этой книги напоминают о нескольких очень разных авторах. Международный бестселлер экономиста Дарона Аджемоглу и политического ученого Джеймса Робинсона называется в русском переводе «Почему одни страны богатые, а другие бедные». Почему один и тот же город, разделенный американо-мексиканской границей и населенный, по сути, одними и теми же людьми, представляет собой два типа существования, два уровня богатства и качества жизни? Почему, если смотреть из космоса, Южная Корея – будто елка в новогодней гирлянде, а Северная – черная дыра со слабым огоньком на месте столицы? Потому что в одной части разделенного города и страны есть работающие институты, а в другой нет – отвечают Аджемоглу и Робинсон. Потому что, мог бы добавить Михаил Румер-Зараев, в одной части реализовывали утопию, а в другой – нет.

Но почему «Огни в Степановском» (так называлась книжка отца автора, известного журналиста, репрессированного Сталиным) горят именно в Степановском – деревне кулаков, а не в Покровке – деревне батраков? Эти два села стояли (и стоят) рядом, а жили – по-разному. На это невозможно найти ответ, хотя фабула известна: одних противопоставили другим, сделали их инструментом насильственной реализации утопии. Другой вопрос: почему голые каменные пространства Палестины не смогли освоить арабы, а сделали это евреи? Ответ на этот вопрос, кстати, Румер-Зараев находит у Артура Кестлера в притче 1930-х годов, но притче документальной: молодой феллах говорит старому о евреях, осваивавших проданные арабами бесплодные земли – во всяком случае, они казались им бесплодными:

«– Псы они и сукины дети, но работать умеют. Вырастят на этом каменном холме помидоры, дыни и бог знает что еще. Мы слишком ленивы, ей-богу.

– Ты рассуждаешь как дурак, – презрительно отвечает старик. – Я живу для этого холма или он – для меня?»

Кибуцники научились жить для холма. Чтобы он стал в результате жить для них. Хотя сами они просто думали, что реализовывают свой идеальный план.

Второй автор, который пришел на ум после прочтения «Хроник социальных экспериментов», – тоже по еврейской части, даром что треть книги «Конец утопии» – о кибуцах. Это классик современной израильской литературы Меир Шалев, множество романов которого как раз об этом – о попытках, по словам другого классика той же литературы Амоса Оза, соединить в Палестине идеи сионизма с русским народническим сознанием. И это тоже утопия, и за нее люди отчаянно боролись десятилетиями и, вообще говоря, добились успеха, бл