Рада

Утро. Хмурое сентябрьское утро. Над дорожками парка висит плотный, как вата, белый зябкий туман. Стоящие вокруг пожелтевшие тополя и березы застыли в немом ожидании. Наверное, тоже замерзли за ночь. В воздухе витает запах увядания, мокрых листьев и сигаретного дыма. Сижу на скамейке, курю уже какую по счету за ночь сигарету. Настроение… да какое там настроение. Не спал, замерз и от запаха сигарет уже тошнит…

– Привет. Ты чего такой грустный?

Поднимаю глаза, смотрю хмуро и устало. Теплая улыбка, смеющиеся глаза и озорные ямочки на щеках. Лет двадцать? Или чуть больше? Или меньше? Сейчас возраст угадывать все сложнее. Не отвечаю ничего, выбрасываю окурок и устало откидываюсь на спинку скамейки. Спать хочется просто зверски. Да и нет у меня настроения разговаривать, даже с такими хорошенькими девчонками. Негромко шуршит ее легкое платье – присела рядом. И как ей не холодно? Вроде бы и тепло на улице, но этот туман…

А она продолжает как ни в чем не бывало:

– А я иду по парку, любуюсь красотой. Ведь правда же красиво? – она чуть касается моего рукава. Я поднимаю такие тяжелые веки и молча смотрю на нее. Раскраснелась, улыбается… такая… миленькая. Точно, это слово лучше всего ее описывает. Она, не смущаясь, тараторит все так же:

– Такой туман густой, почти ничего не видно! Только березы в нем свои ветки полощут, как белье в реке…

Я слушаю ее голос, такой мелодичный и приятный. Хм. Березы полощут ветки в тумане… Поэтично.

– А тополя стоят такими великанами. Как будто братья старшие сестренок оберегают. Правда же похоже? – она вопросительно на меня смотрит, а я молчу. Но ее это как будто не смущает, она встает, тянет меня за руку:

– Пойдем гулять? Чего ты тут сидишь, нахохлился, как ворон.

И когда я поднялся, говорит:

– Я Рада.

Кивнул:

– И я рад. Только не знаю чему.

Она звонко рассмеялась, закинув голову, отчего ее волнистые русые волосы рассыпались по плечам настоящим водопадом:

– Да нет же, меня так зовут – Рада, – и улыбнулась, глядя мне прямо в глаза.

– Тогда я рад знакомству…

Она потянула меня снова… шаг… еще шаг… Мне было все равно, сидеть или идти.

Рада продолжила прерванный разговор:

– А потом смотрю – ты сидишь, грустный-грустный. А я не могу, когда люди грустят. Грустить плохо.

– А как ты узнала, что я именно грустный? не усталый, не злой, не пьяный наконец?

Рада улыбнулась широко, весело:

– Ну ты чего? По человеку сразу видно, когда он грустный. Вот бывают люди, которым немного взгрустнулось. Ну там, лето кончилось или еще что-то такое… легкое. И грустинка у человека легкая, светлая, как облачко. Налетела на миг, солнышко закрыв, и улетела. Такого человека легко развеселить можно. Сказал что-нибудь приятное, и уже улыбка, – она снова улыбнулась.

Мы шагали по неровным дорожкам, перешагивая трещины в асфальте и пробивающиеся тут и там сквозь дорожку травинки.

– А бывает такое, что у человека грусть тяжелая. Поругался с кем-то, обидел кто-то или несправедливость какая приключилась. И ходит такой человек насупленный, глаза темные, холодные. Такого человека развеселить сложно. Он грустит еще и от того, что грустит.

Я поднял на Раду глаза, спросил заинтересованно:

– А у меня какая грусть?

Рада посмотрела на меня внимательно, и сказала не то, чего я ожидал:

– Но хуже всего, когда у человека грусть привычная. Она страшнее всего. Такой человек ходит так, будто у него на плечах груз неподъемный лежит. Смотрит под ноги, никого вокруг не видит. И не хочет видеть. И с грустью своей сроднился как с любимой старой курткой. Идет куда-то – обязательно наденет. Попробуешь отобрать – будет сражаться за нее. Он ее холит и лелеет, любит и оберегает. Жалеет себя и постепенно учится не любить других. Таких людей нужно срочно спасать!

Рада не заметила, как повысила голос, на нас стали оглядываться редкие прохожие. И то сказать, странная парочка. Хмурый мужик в теплой ветровке, с трехдневной щетиной и красными от недосыпа глазами, и свежая как весна молодая девчушка в легком цветастом платье и сандалиях. Я остановился, стянул ветровку, накинул ей на плечи:

– Замерзла поди, Рада?

Она зажмурилась благодарно,