Гугара

Анджей Дыбчак

Польско-сибирская библиотека

Анджей Дыбчак – польский этнолог, путешественник, кинематографист, писатель. Неоднократно посещал Росийскую Федерацию. В 2004 году он оказался на севере Красноярского края, после чего написал книгу-репортаж «Гугара», рассказывающую о его встрече с миром эвенков, бывших социалистических оленеводов. Потом он вместе с Яцеком Нагловским снял документальный фильм с тем же названием. Фильм получил награды на многих фестивалях, а сама книга – престижную в Польше литературную премию Фонда им. Косцельских. «Гугара» – это литература неторопливого факта и репортаж о нескольких днях, проведенных на Севере накануне осени.

Анджей Дыбчак

Гугара

Памяти всех тех, о ком эта книга и кого больше нет среди нас – Дмитрия, Максима, тёти Вали, Владимира Ильича и других. Без их тепла никогда бы не состоялась моя встреча с Читателем.

И с благодарностью всем тем, кто, к счастью, с нами.

    Автор

Andrzej Dybczak

Gugara

Перевод с польского Юрия Чайникова

Книга издана при поддержке Польского культурного центра в Москве

This publication has been supported by the ©POLAND Translation Program

– Ты хоть знаешь, кто лучший в мире исполнитель? – спросил Дмитрий Николаевич, оторвал взгляд от очага и посмотрел на меня искоса. Остальные члены семьи удобно расположились в полумраке, лишь слегка разгоняемом всполохами тусклого пламени.

– Ну и кто же?

– Лучше всех – Тото Кутуньо, – заявил он.

– Это точно… Тото – лучший, – поспешила подтвердить Татьяна, поглаживая кончик своей тоненькой косички.

– Вроде что-то слышал.

– Итальянец… – объявила она торжественно и аккуратно подложила щепку в огонь. На секунду сделалось светлее, котелок над огнем отбросил громадную тень на брезентовую стену чума, а из темноты сверкнули черные глазищи.

– Султан, зараза, чего лезешь?! – крикнула Татьяна. – Пшел вон! Что за собака. А ты чего сидишь? Выгони его! Неровен час на меня бросится.

Дмитрий что-то энергично несколько раз повторил, и мохнатая башка исчезла в щели под чумом. Послышалось рычание, которое наверняка не обошлось без демонстрации крупных желтых клыков. А что поделаешь: под конец лета даже собаки по вечерам мерзнут. Внутри чума не так уж и просторно: пространства, может, с комнатку в современном городском панельном доме. Воткнутые по кругу длинные жерди сходились высоко над нашими головами и торчали пучком из широкого отверстия, через которое шел дым.

Когда я впервые вошел в чум (дело было днем), внутри было светло, а пол, застеленный густыми ветками лиственницы, зеленел как свежесорванный салат. Хотелось лечь и не вставать. Мне тогда, чтобы пробраться к специальному гостевому месту, пришлось обойти очаг, пригибаясь под составленными в пирамиду деревянными шестами, поддерживавшими плотную грубую ткань. Собаки взапуски перебрехивались друг с другом. А мы сидели и делали два дела, прекратить которые выше человеческих сил: курили и смотрели, не отрывая взгляда, на огонь. Упершись подбородком в колено, Татьяна выпускала клубы дыма через дряблые губы. В своей черной вязаной шапочке и зеленом свитере она выглядела как домовой. Дмитрий, тоже весь в белых клубах табачного дыма, щурил глаза. По сравнению с их канскими «примами» мои «тройки» – суперлайт. Впрочем, у «примы», кроме крепости, были и другие положительные стороны. Цена – шесть рублей за пачку, вкус – специфический, да и остававшиеся бычки тоже шли в дело – на самокрутки. Вот и теперь, обжигая губы, докурили до последней возможности держать пальцами, погасили и поместили в уже до половины заполненную бычками бутылку из-под кетчупа. На черный день.

– А что сделаешь, иногда сидим в тайге совсем без курева, – пояснила Татьяна.

– Да… Жизнь… – добавил Дмитрий. – Когда колхоз был, сигареты привозили аж вертолетами. Человек мог покурить сигаретку до половины и бросить. Можешь себе такое представить?

– Во житуха была… и по двенадцать чумов иногда на стойбище ставили. Весело было, – предалась воспоминаниям его жена.

– Ну а перестройка пришла – всё и распалос