ИЗДЕРЖКИ МОЛОДОСТИ

Мы начали разбег

Во дни, когда пустыня,

Захлебываясь зноем,

Простерлась до звезды.

Мы подгоняли век,

Боясь, что он застынет

Бесформенным изгоем

Без мысли и узды.

Мы торопились жить,

Наяривая души;

Мы порывались дерзко

Оставить в дураках

Размеренную жизнь,

И верили, что сдюжим.

Но торможенье – резко

В летящих поездах.

И открывает дверь

Нам проводник тщедушный —

И перед нами снова

Пустыня без конца.

Куда ж идти теперь,

Не знает даже Пушкин;

И не дано иного —

Как остудить сердца…

НЕПОДВЛАСТНОЕ ВРЕМЕНИ

На переломе

времен и судеб

Никто не знает,

что дальше будет:

Кого-то греет

огонь надежды;

Кому-то лучше,

как было прежде;

А кто-то в мутной

воде реформы

Живет прекрасно,

как змей проворный.

Но я – все тот же:

все так же каюсь

В своем былом,

не пресмыкаясь.

«К вам обращаюсь я, братья во Пушкине…»

К вам обращаюсь я, братья во Пушкине

И во Некрасове, и во Есенине,

Песни сложите, зовущие к лучшему,

Песни сложите тюльпанно-весенние.

Мне все равно, кто вам видится в Господе —

Будда, Аллах иль триада библейская, —

Лишь бы народы не ведали горести,

И не гноилась бы участь плебейская.

Лиры сомкните в едином звучании

С лирой Вийона и с лирою Байрона —

Ноты пусть льются мажорно-венчальные,

Но никогда, никогда погребальные.

В песнях живительных только спасение

Через любовь сквозь судьбу окаянную!

Братья во Пушкине и во Есенине,

Будьте чисты, совершив покаяние.

КОНЕЦ ВЕКА

Утерян смысл минувших дней,

Дней настоящих смысл не ясен.

«Телец златой» в сердцах людей

Взлелеян, как младенец в яслях.

Вчерашний вор сегодня князь,

Партийный босс теперь фирмует;

Высокий дух затоптан в грязь;

Поэт угодливо рифмует.

Идем туда, где храма нет,

Где вместо храма – банк да биржа,

Где в правду метит пистолет,

А ложь – возвышенно-бесстыжа.

Теперь народу враг – народ,

Хотя вчера братались кучно;

Эстонец тем уж ныне горд,

Что он не русский иль не чукча.

Чего во имя разошлись? —

Во имя мании величья

Тех, кто случайно вознеслись

Из бессловесного безличья?

Им – наплевать на жизнь людей!

Как и на то, что в миг единый

Утерян смысл минувших дней

Сквозь дедов кровь, отцов седины…

«Мы стареем бесшумно и быстро…»

Мы стареем бесшумно и быстро

В многолюдном старенье Земли;

И судьба наша – эквилибристка —

Растворяется пылью в пыли.

Мы стареем (исход неизбежен)

Незаметно для мыслей своих.

Бег старенья безудержно-бешен,

Когда видим старенье других.

Мы стареем, но греем надежду,

Что не вся еще старость пришла.

По ночам не смыкаются вежды;

Лишь сомкнутся – и зорька взошла.

Мы стареем, но вряд ли согласны

С этой поступью строгой времен:

Как мечты наши были прекрасны!

Как звучал васильковый тот звон!

Мы стареем, и вот уже близок

Рубикон между светом и тьмой…

Шторм прошел… угасание бриза…

Вот и штиль… вот и полный покой…

МОНОЛОГ ПРОСТИТУТКИ

Нам всякий божий день

Дается хлеб насущный;

Кого благодарить,

Пусть каждый сам решит.

Нам райские сулят

За благодарность кущи,

И адских мук огонь —

Тому, кто согрешит.

А мне дается хлеб

Не добротой небесной,

Не добротой людей,

Не добротой моей —

Но мне дается хлеб

Моим грехом телесным,

Грехом моей души,

Грехом людских страстей.

И пусть гудит молва,

Что я грешна пред Богом,

Но кто, скажите мне,

Не грешен на Земле?!

Продажный этот мир

Мне видится убогим:

Ведь каждый норовит

Других предать хуле.

Кто может быть судьей?!

И кто имеет право

В сей лицемерный век

Решать, что делать мне?

Мне нужен хлеб мой днесь!

Что мне «дурная слава»!

Я продаюсь, как все! —

Нам всем гореть в огне!

«Раскрепощенная фривольна…»

Раскрепощенная фривольна

Небес раскидистая синь;

И мне уже совсем не больно —

Я новых набираюсь сил.

Невозвратимо-непригодна

Куда-то сгинувшая горь.

Душа моя теперь свободна

Для зарождающихся зорь.

Благословенен и прекрасен