Назад к книге «Голоса Призраков» [Иван Чернецкий, Иван Владиславович Чернецкий]

Глава 1

Судьба свела нас с Илларионом в шестнадцатом году цифрового века. Я помню этого парня ещё без жёстких нравственных принципов. Он вошёл в бар и так мило улыбнулся хозяину, что мне аж противно стало. Вы представляете, это уже потом я был готов кинуться за ним в огонь и воду, но поначалу мы друг друга невзлюбили.

– Омлет и брусничный пирог, пожалуйста, – сказал неженка.

Я не хотел говорить ему обидных слов, но всё вышло само собой.

– Опять не заказываешь мясо? – сказал я. – Откуда у тебя такая форма? Только не говори, что от природы. Знаю я вашу природу-мать. Ты извини, конечно, может я и не прав.

Я не хотел прикапываться, а наверное просто устал от этих вечно недовольных лиц в «Старухе в блеске» (где, собственно, и протекала моя «жизнь» последний год). И вот вдруг довелось встретить человека, у которого шарики за ролики – прям как у меня. Не так, как это бывает у шизиков. Нет, Лари старался судить обо всем объективно, от чего и выглядел таким безумным. Однако я не могу утверждать, что это то же самое безумие, какое вы встречали в фильмах. Не то, которое было у Воландеморта, Алекса из «Заводного апельсина» или Джокера. У Иллариона было какое-то доброе безумие. Посему я и определил для себя тогда, что Илларион – это человек «положительный». У него еще глаза были как у Прибожка и мысли, которые он озвучивал с феноменальной наивностью, но это, как мне кажется, всего лишь закуска к главному блюду.

– Вам не за что извиняться, друг мой, – ответил Лари.

Разумеется, в тот момент я подумал, что предо мной сидит робкий малый, который не способен постоять за себя. Может, так оно и было, и я просто переоцениваю характер этого невыносимого пацифиста. В любом случае, без него в моей голове вряд ли бы что-то «переклинило».

– Конечно, не за что. Ещё бы я перед кем-то извинялся…

– Я и не требую извинений. Друг, ты сам предложил их мне, за что я благодарен. Но мне нет до них дела, потому что прощения за свои поступки мы должны просить у Создателя.

– Чё?

– Что?

– Думаешь, я тут сижу расклеенный и синий, и не понимаю этих твоих хитросплетений? Я здесь главный умник, чтоб ты знал.

– Это точно, – сказал старик Фрол. Хозяин бара повернулся из-за стойки и поставил у меня под носом стакан, который спустя мгновение наполнило «Четыре света».

– Если твои интеллектуальные способности в порядке и превосходят всех остальных даже под воздействием холодного алкоголя, то это прекрасно.

Фрол засмеялся, а я всерьёз задумался. Я не смогу передать это чувство, но в тот момент Илларион вызвал у меня желание бросить кружку на пол (Фрол, дружище, я надеюсь, ты не подумаешь плохого).

– Ты меня отсталым назвал, сосунок! – сказал я.

Моя рука вцепилась в шиворот худощавого парня с длинными волосами. Илларион посмотрел на мой локоть, и я почувствовал, как запястье попало в крепкие тески. Я допускал, что парень повздорит, но не ожидал, что он напугает меня. Лари столь сильно сжал мою руку, что я потерял желание докучать недотроге.

– Не нужно, – сказал Илларион. – Здесь сидят дамы.

Дамы… Дамы, мать его за ногу. Человек, сидящий в баре под названием «Старуха в блеске», назвал местных кошёлок дамами. Сколько же чести всегда было в Лари. Жалко, что кошёлки этого не заслужили, и хорошо, что не слышали.

Я решил, что стоит угостить честного человека хорошим пойлом, то есть… алкоголем (я ведь все-таки про святошу Лари, а не про троюродного зятя Фрола, что уснул за барной стойкой в блювотине во время своей же свадьбы).

– Во-о-о-от, а это уже свой человек, – ответил я. – Парень, с меня пиво. Ты смелый, но все равно не угрожай мне больше. Фрол, будь другом, налей по стакану «Четыре света» мне и этому парню, как там тебя… Лариону.

– Моё имя Илларион.

– А я что сказал? Я ж не первый день тебя вижу. А ты спорил, что не я здесь самый умный.

Я похлопал Лари по плечу, и от этого стало легче скорее мне, чем ему.

– Ты внимательнее меня, потому что я твоего имени не знаю, – сказал парень.

– Ролан.

– Так вот, Ролан, лучше бы ты знал, что я не пью.

Не знаю, совру ли, если буду утверждать, что смеялся в тот момент около десяти минут без передыху. Пожалуй, э