Между нами только ночь

Марина Львовна Москвина

Классное чтение

Марина Москвина – автор романов “Крио”, “Роман с Луной”, “Гений безответной любви”, книги рассказов “Моя собака любит джаз” и множества других. Финалист премии “Ясная Поляна” и лауреат Международного Почетного диплома IBBY.

Каждая строка прозы Марины Москвиной – строчка на лоскутном одеяле мира. То веселая, то грустная, про жизнь людей, мечтающих о счастье, – неисчерпаемую, полную печали, юмора, удивительных приключений и любви, преодолевающей пространство и время.

Что это? Большие рассказы? Повести? А, может быть, песни фаду – страстные, пронзительные, слегка наивные, спетые на языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете…

Марина Москвина

Между нами только ночь

Художник Андрей Бондаренко

На переплете акварель Леонида Тишкова “Спящий на птице”, 1987, из коллекции Екатеринбургского музея изобразительных искусств.

В книге использованы рисунки Леонида Тишкова

© Москвина М.Л., 2019.

© ООО «Издательство АСТ», 2019.

© Бондаренко А.Л, художественное оформление, 2019.

I’m

На книжную ярмарку добирались непросто. Рейс на Франкфурт, специальный чартер для российских участников, методично откладывался. Восемь часов цвет нашей литературы фланировал по аэропорту. Многие в преклонных летах, натурально аксакалы: в зале ожидания запахло валокордином.

Писатель Анатолий Приставкин, кроме всего прочего, советник президента по вопросам помилования, оплот международного движения за отмену смертной казни, позвонил в оргкомитет – выяснить, в чем дело.

Молодой бодрый голос ответил Анатолию Игнатьевичу:

– А что вы хотите? Писатели должны знать жизнь!

Днем позже Эдуард Успенский, глядя на сияющие разноцветными огнями стенды иностранных издательств, в сравнении с нашими – в буквальном смысле слова без огонька, шутил, что у нас другие задачи: нам главное… взлететь.

Во Франкфурте меня поселили в номере со Светланой Василенко, мы спали на широкой супружеской кровати, что нас очень сблизило. Совместное житье в двухместных номерах во Франкфурте было сюрпризом для российских писателей, но не для всех приятным. Цветущая Настя Гостева очутилась в номере с поэтом Еленой Шварц, одной из ведущих фигур ленинградской неофициальной культуры семидесятых и восьмидесятых годов, та беспрерывно курила, и Настя, глубоко сознавая прану, понимая толк в пранаяме, взбунтовалась.

Поджидая Успенского, чтобы вместе отправиться на ярмарку, я увидела Настю у стойки администратора. Та пыталась объяснить простому немецкому пареньку, что им трудно с Еленой Шварц дышать одним воздухом, и нельзя ли составить иную констелляцию?

Их союз оказался, увы, нерасторжим, так что Настя, огорченная, вышла на улицу, тут очень кстати подоспел Успенский, и я представила ему Гостеву, хотя мы с ней не были знакомы.

– Откуда вы меня знаете? – спросила она сумрачно.

Мир был в раздоре с ней, и она не спешила принимать пальмовую ветвь.

Я выказала искренний восторг ее повестью об Индии “Travel Агнец”. И поскольку я старая Герда с огромным опытом растапливания заледеневших сердец, Настя быстро оттаяла, и мы уже весело шагали втроем, обсуждая, куда бы мне предложить мое собственное скитание по Индии – “Небесные тихоходы”.

Недолго думая, Настя решила познакомить меня с Ириной Мелдрис из “Софии”, а там, бог даст, и с Олегом Вавиловым.

– И если у вас путешествие не из комнаты в кухню, а – всё-таки ПУТЬ, – она авторитетно заметила: – это их заинтересует.

Ира до вечера была занята, и мы с Настей, прогуливаясь по Набережной музеев, забрели на выставку живописи обнаженного женского тела.

– Какие они теплые, – сказала Настя.

Мы стояли на мосту и глядели, как под нами струился, вздыхал и шевелился Майн, пока не проклюнулся бледный закат, погодка так себе, накрапывал дождь, но Майн честь по чести алел и золотился, с криком носились чайки, ложились крылом на ветер. Пора было ехать на свидание с Ирой.

Не придавая значения этой встрече, я следовала за Настей, как перезрелый птенец, который до конца дней своих будет полагаться на импринтинг (обычно я следую за Лёней по всему миру, а тут мне сам бог п