Гардемарины. Ломаные грани курсантства
Андрей Брыксенков
Александр Брыксенков
Военные училища (ныне военные институты) – это закрытые или полузакрытые миры со своими правилами, обычаями, традициями, вход в которые для посторонних ограничен. А миры эти очень интересны и своеобразны. В данной работе рассмотрены неординарные явления и ситуации, приключавшиеся в стенах 2-го Высшего военно-морского инженерного училища им. В. И. Ленина в те годы, когда такие понятия, как честь, долг, романтика были слитны.
Гардемарины
Ломаные грани курсантства
Александр Брыксенков
Андрей Брыксенков
© Александр Брыксенков, 2019
© Андрей Брыксенков, 2019
ISBN 978-5-4496-4990-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
АЛЬМА МАТЕР
Бывшие казармы Лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской фамилии полка
Барсуков медленно шел по Парковой улице. Справа открывались красоты Екатерининского парка. Красоты были шикарные, но он их игнорировал. Взоры Барсукова были обращены в другую стороны. Он с волнением обозревал здания, в которых прошла его курсантская юность. Вот здесь размещалось командование. Здесь – столовая. Через двор был виден учебный корпус. А в этих зданиях были устроены казармы. Ах! казармы. Память на всю жизнь!
Курсантская рота размещалась в большом длинном помещении, выходившим окнами на Екатерининский парк, романтичный вид которого во все времена года скрашивал курсантам их казарменное существование. Особенно парк был красив и загадочен зимой. По его заснеженным просторам курсанты с удовольствием гоняли на лыжах.
Вдоль помещения, ближе к окнам располагалось два ряда железных двухярусных коек. Когда сто курсантов, отходя ко сну, забирались на эти койки, скрип стоял очень густой. И всегда находился шутник, чтобы скомандовать: «Ре-же! Раз-два!». Или ещё что-либо подобное. Рота ржала.
«Подъём!!!»
Напротив коек, вдоль стены тянулась пирамида с карабинами. Оружие было прижато стальными штангами, снабжёнными замками. Ключи от замков находились у дежурного по роте. Во время утреней приборки считалось правильным делом пройтись влажной ветошью на карабину нелюбимого старшины. Пусть потом отдувается перед комроты за ржавчину на личном оружии.
В пространстве между койками и пирамидой ежедневно проходили разные построения: от утреннего осмотра (после зарядки) до вечерней поверки (перед отбоем). На утреннем осмотре старшины придирчиво проверяли чистоту носовых платков, надраенность пуговиц и обуви. Наверное, раз в месяц проводилась проверка на вшивость.
Свободного времени не было. После учебных занятий и самоподготовки курсантов наряжали на разные работы. Чаще всего на разборку руин, которых в послевоенном Пушкине было предостаточно.
Перед вечерней поверкой курсантов ротами выводили на Киквидзе для строевой прогулки. При этом нужно было петь песни. Уж тут народ облегчал душу, выдавая такие попевки, от которых, если прислушаться, вяли бы уши. Повзрослев, на старших курсах курсанты на строевой прогулке исполняли уже более благородные вещи, вплоть до арий из «Травиаты».
В увольнение в город отпускали вечером в субботу и утром в воскресенье. И всё! Правда, на старших курсах можно было пойти в увольнение вечером в среду. Якобы в библиотеку. И так все пять лет обучения. Сплошная казарма. Жизнь под надзором и в постоянных ограничениях. Даже к любимой девушке не сходишь, когда захочется, хотя самоволку, конечно, никто не отменял.
Барсуков посчитал всё это жёсткое спартанство хитрым психологическим ходом, чтобы будущая суровая флотская служба не показалась бы юным офицерам слишком суровой.
Действительно, только что была унылая казарма и муштровка, и постоянная регламентация. И вот он выпуск. И вдруг – свобода, иди куда хочешь. И золотые погон. И делай, что хочешь. И денежное содержание. Это же счастье. Ну, а вахты, походы, учения? Это ерунда. Это ж романтика!
Кораблей после войны начали производить всё больше и больше, и флоту стало не хватать инженеров-эксплуатационников, которых выпуска