Предисловие

Вспомнив слова героя Евгения Евстигнеева из кинофильма «Берегись автомобиля»: «Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете, нашего Шекспира», автор решил, перефразировав их, заявить свой «замах» на А. С. Пушкина, а вернее, на его слог в «Евгении Онегине».

А. С. Пушкину, написавшему целый роман в стихах – «Евгений Онегин», принадлежит использование сонетной формы в качестве твёрдой строфы, по своей структуре напоминающей сонет, ибо, как и сонет, они состоят из 14 строк. И всё-таки его строфы – не сонет, они не разбиваются на три катрена и одно двустишие, как внешне похожий на данную строфу шекспировский сонет, а пишется единым массивом. А если так, то здесь не обязательно, чтобы каждый катрен, терцет или двустишие содержали бы в себе законченную мысль и, соответственно, заканчивались точкой, а не частью предложения.

Строфа была названа «онегинской» и по своей структуре она выступает, как единое целое.

В основу создания онегинской строфы Пушкиным был положен сонет – 14-строчное стихотворение с определённой рифменной схемой. От сонета «английского» («шекспировского») типа Пушкиным было взято строфическое строение (три катрена и заключительное двустишие), от «итальянского» («петраркианского») сонета – принцип упорядоченности рифменной схемы. Однако, в отличие от сонетной традиции, в которой упорядочение рифмы шло по линии связывания катренов между собой рифменными цепями, Пушкин упорядочил саму систему рифмовки: в первом катрене она перекрёстная, во втором – парная, в третьем – опоясывающая. Рифменная схема онегинской строфы: AbAb CCdd EffE gg (прописными буквами традиционно обозначается женская рифма, 9 слогов; строчными – мужская, 8 слогов).

А теперь, определение:

Онегинская строфа – это строфа из 14 стихов с рифмовкой АвАвССddEffE gg. Ритмически и интонационно она часто распадается на 3 четверостишия (с перекрёстной, парной и охватной рифмовкой) и заключительное двустишие.

Композиционно данная строфа тяготеет к определённому внутреннему построению: 1-е четверостишие даёт тему строфы, 2-е – развитие, 3-е – кульминацию, двустишие – афористическую концовку. Но это условие в онегинской строфе не обязывает автора умещать данные смысловые части четко в «подстрофы».

Сложность структуры делает онегинскую строфу чрезвычайно гибкой в смысле передачи самых различных оттенков мысли, самых различных интонационных ходов и т. п. В то же время, благодаря своей «вместимости», онегинская строфа является чрезвычайно удачной композиционной единицей поэтического произведения и служит примером того, как новое идейное содержание определяет возникновение новых форм его словесного воплощения. Строфа становится как бы стихотворением в стихотворении. Именно поэтому её применяют в больших жанрах с обилием лирических отступлений.

Рассмотрим строфы романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин»:

Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог.

Его пример – другим наука;

Но, Боже мой, какая скука

С больным сидеть и день и ночь,

Не отходя ни шагу прочь!

Какое низкое коварство

Полуживого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя:

Когда же чёрт возьмет тебя!

А вот ещё один пример из «Евгения Онегина», где Пушкин позволяет себе начинать предложение в середине строки. Он не подгоняет предложения под конец четверостиший или заключительного двустишия (что не приветствуется в написании сонета, хотя и ошибочно повсеместно используется нашими стихирскими сонетописателями!):

Час от часу пленённый боле

Красами Ольги молодой,

Владимир сладостной неволе

Предался полною душой.

Он вечно с ней. В её покое

Они сидят в потёмках двое.

Они в саду, рука с рукой,

Гуляют утренней порой.

И что ж? Любовью упоённый

В смятенье нежного стыда

Он только смеет иногда

Улыбкой Ольги ободрённый,

Развитым локоном играть

Иль край одежды целовать.

Вам эта запись ничего не напоминает? Ведь именно так пишет стихи большинство из нас, охотно называя свое лирическое творение из