Твой дом – тюрьма

Константин Росташ

К Читателю. Многие образованные люди считают, будто тюремно-лагерная тема в литературе себя исчерпала. Солженицин, Шаламов и Гинзбург осветили её широко, глубоко и всесторонне. Уголовно-зоновские страшилки горбачёвской поры надоели читателю. Байки сочинителей из стран СНГ интересуют только домохозяек и слаборазвитых молодых людей, влюблённых в шансон. Всё. Остальным гражданам тема не интересна. Я не согласен с таким мнением. Во-первых, бывшие зеки сталинской поры описывали репрессивную машину НКВД и ГУЛАГов, оставшуюся в далеком прошлом. Во-вторых, современную правоохранительную Систему освещают люди, склонные либо к демонизации предмета, либо к его неуместной романтизации. В-третьих, психологическая атмосфера, настроения и конфликты, бурлящие внутри современной Системы до сих пор толком не исследованы. Заполнить эти пробелы может только нейтральный человек, случайно столкнувшийся с Системой и внимательно рассмотревший её изнутри. Тот, кто прошёл через тюрьму и зону; кто хорошо знает правоохранителей и зеков; кто понимает их интересы, надежды и мотивацию поступков. Кто готов рассказать правду без фантазий, преувеличений и сглаживания углов. То есть, такой человек как я. Итак, читатель, перед вами честное описание украинской зоны, включающее реальные истории из жизни зеков и правоохранителей всех рангов, а также обобщения, параллели и перспективы нашей с вами жизни. Обещаю, скучно не будет.

Константин Росташ

Твой дом – тюрьма

«Это, товарищи не факт, а на самом деле было…»

    И. Бабель

1

Все знают, что самое зловредное подразделение зоны – это оперчасть. По роду своей деятельности оперативники занимаются профилактикой и дознанием всех правонарушений на территории исправительно-трудовых учреждений. Понятно, что работа оперчасти связана с доносительством, шпионством и провокациями, которые, – так или иначе, – создают проблемы всему зековскому сообществу. Зная это, нормальные зеки обходят оперчасть десятой дорогой, – что, впрочем, не мешает им, действуя на опережение, устраивать операм мелкие подлости.

Я отличался от остальных зеков. Я не боялся оперов и не собирался действовать на опережение. Уже на второй день моего пребывания на зоне наши с оперчастью отношения сложились раз и навсегда, – причём, самым удачным для меня образом. Их направленность задал местный опер, появившийся в зоновском карантине для знакомства с новоприбывшими «этапниками».

Молодой лейтенант с прыщиками на розовой мордашке заметно волновался. Беседу он начал с примитивной, как здесь говорят, «мусорской прокладки».

– Как нам известно, – вкрадчиво начал опер, – виновным вы себя не признаёте…

Ну-ну. К чему это он?

– Не признаёте, – повторил опер. – Значит, с настоящими преступниками вас ничего не связывает. С теми, кто прямо и однозначно нарушает законодательство Украины…

– Естественно, – согласился я. – С теми – ничего.

– Очень хорошо. Выходит, мы в вас не ошиблись.

Налаженный контакт с малоопытным этапником преобразил опера. Из понятливого собеседника он превратился в полномочного представителя власти.

– А раз так, – с нажимом продолжил опер, – вы обязаны сообщить обо всех известных вам преступлениях, пока ещё не раскрытых нашими органами правопорядка. Правильно?

Вот оно что. Понятненько.

– Итак, – ещё напористей зазвенел лейтенантик, придавая своей мордашке выражение дьявольской проницательности. – Если что знаете, рассказывайте. Давайте, давайте. Я слушаю!

Ладно. Слушай. Только внимательно.

– Знаю, – выдохнул я, поедая собеседника по-швейковски честными глазами. – Особо тяжкое преступление. Знаю имя преступника. Знаю, где скрывается. Всё знаю. Записывайте.

– Понял, – посерьёзнел опер. – Записываю.

– Государственная измена, – начал я. – Коррупция. Взятка в особо крупных размерах. Миллионы. В долларах, фунтах и юанях, – тут я понизил голос и воровато оглянулся. – Дело государственной важности. Полная тайна. Наша жизнь в опасности. Нужен надёжный человек. Только Генеральному прокурору. Из рук в руки. Понимаете, о чём я?

Опер