И КАК МЫ ТОЛЬКО ПОБЕДИЛИ…

Никогда не забуду, с какой интонацией и тяжким вздохом произнес эти слова полковник в отставке А. Шапошников

С этим человеком я был знаком несколько лет. Войну он знал и понимал, может быть, как немногие. В боях с первых дней, три окружения в 41-м, три раза он, тогда капитан, начальник штаба полка, заменял на долгое время командира, трижды его обещали расстрелять, если не выполнит задачу. Столько пережил этот человек, что даже не верится: да возможно ли это на одну судьбу? Во многом благодаря этому человеку у меня сформировалось и свое представление о войне.

Великая Отечественная была такой войной, что спорить и писать о ней будут еще долго. И не один раз еще перепишут ее историю. Не бросаться бы только в крайности. Русский писатель В. Астафьев в своем последнем интервью «Комсомольской правде» сказал: «О той войне, по существу, правды еще не писали». А как же тогда горы книг, мемуаров, художественных произведений? Неужели нигде там нет правды о войне?

«Залили кровью, завалили немцев трупами», – говорит В. Астафьев. Любой фронтовик-окопник может привести массу примеров, когда наши потери были неизмеримо выше, чем у гитлеровцев.

«Приехал на командный пункт нашего полка командир дивизии, смотрит в бинокль и говорит: «Почему у вас люди лежат, почему не атакуют?» «А они и не встанут, товарищ полковник, они убитые, – вспоминаю рассказ А. Шапошникова. – Один раз на нашем участке ввели в бой бригаду тихоокеанских моряков, несколько тысяч. В атаку пошли красиво, в рост, но у немцев же все было пристреляно. После боя остатки бригады уместились в двух грузовиках…»

Вспоминаю рассказ другого ветерана войны: «Немцы нам кричат с передовой: «Комкин (это наш комбат), не гони людей в атаку, нам надоело вас бить». Это уже осенью 43-го в Белоруссии.

Еще лет 20 назад задумал я пройти по местам боев полка А. Шапошникова. Под Чаусами, в Белоруссии, на месте первого боя, на лугу перед селом, – множество холмиков. Старушка рассказала потом, что наших убитых солдат здесь лежало, «как снопов», так их и закапывали, кто где был убит. После войны перенести всех в братскую могилу так и не собрались. В лесу на берегу Сожа знаю место, где в полном составе погиб батальон. Черепа и кости спустя 20 и 30 лет можно было легко найти прямо на брустверах. А рядом – оживленное шоссе Москва – Варшава. Мне рассказывали, как на это место приезжали какие-то художники из Москвы, собирали черепа для своих мастерских. А дети и матери погибших, в основном это были наши земляки, ничего об этом не знают.

Ветераны собирают уже несколько лет деньги на памятник, а их же товарищи пять десятилетий лежат непогребенными… Неужели еще один памятник важнее, чем предание погибших земле? Больше всего в то лето, когда прошел более 700 километров от Орши до Мценска, меня поражало обилие безымянных могил, причем где попало, без памятников. Трудно возражать В. Астафьеву, что он сгущает краски. Из 14 тысяч бойцов 137-й стрелковой дивизии, в которой воевал А. Шапошников, через четыре месяца боев осталось всего 800 человек. Да сколько раз за лето 41-го получали пополнение. Людей не жалели. «Батальон потеряешь – простят, – говорил А. Шапошников, – а вот лошадь пала – затаскают». Командиру в лучшем случае скажут: «Воюете вы хорошо, но вот потери у вас большие».

Есть о войне такая правда, что иногда думаешь: лучше бы этого и не знать. Но куда же деваться от правды?

«Полк только вышел из окружения, человек пятьсот осталось, приехал генерал из штаба фронта, поставил задачу – взять город, до которого еще 50 километров, и была там целая дивизия немцев. И пообещал расстрелять, если не выполнишь приказ…»

«Наш генерал утром махнет стакан водки, потом выслушает доклады штаба, доложит командиру корпуса и опять стакан, да в обед, потом в ужин, так за день и набиралось по литру». «У нас адъютант командира дивизии сделал ему замечание, что на него слишком много водки уходит, так тот его за эти слова отправил в пехоту. Через три дня парня убило…»

Иные горе-командиры своих солдат по пьянке и от бездарности погубили больше, чем противника. Но и солдат тоже идеализировать