«И рече Боже:

«Сотворим человека по образу нашему

и подобию нашему»

«Сотворим человека по образу нашему и подобию

нашему»

(Бытие, гл.1, ст.26)

«Создан я, как сказано, по образу и подобию Божьему,

Почто же обращают меня во зверя и скота,

и нем Господь?»

(М. Горький. Лето)

Вступление

За околицей большого старинного старообрядческого села, на фоне деревянной церквушки, за пряслами, перекрывающими единственную улицу поселения, на поляне, кружком, располагается большая толпа молодежи. Мал мала меньше. В середине горит костёр. Вокруг кусты ивы и, до самого горизонта, снопы ржи.

Немного в стороне, несколько девушек, поглядывая в сторону костра, плетут, из стеблей ржи, венки, напевая:

– То не ветер ветку клонит,

Не дубравушка шумит,

То моё сердечко стонет,

Как осенний лист шумит….

На лужайке, около дороги, толпятся человек пятнадцать – двадцать парней, лет от восьми до шестнадцати, одетых в белые подпоясанные ремешками рубахи и лапти. На голове – тканевые фуражки. Они с интересом рассматривают диковинку – велосипед, выпуска сорокового года. Осторожно трогают спицы, крутят педали, приподняв заднее колесо, похлопывают по седлу, дергают за багажник, за руль, оживленно обсуждают достоинства и недостатки этого чуда человеческой изобретательности. Некоторые пытаются прокатиться, но тут же, общий смех, падают

Рядом с девушками, в кустах ивы, среди высоких трав, яростно обнимаются и целуются двое. ИВАН, парень лет восемнадцати и девушка, Варя. Иван пытается взять Варю за грудь, но Варя с силой перекладывает его руку на свою шею, он настойчиво скользит ладонью по груди и опускает руку, вниз, к юбке, но она упорно подымает её на плечи и впивается своими губами, в его губы. Наконец, она позволяет положить руку на грудь и, буквально захлебываясь, в приступе страсти, отрывается. Охая, отталкивает Ивана и убегает в сторону девчат.

У костра, вальяжно развалясь на подстилке из соломы, полулежат четверо почти взрослых, лет по восемнадцать – девятнадцать, парней, одетых в белые подпоясанные ремешками рубахи, сапоги и фуражки с лайковыми, блестящими козырьками. Иван, выйдя из кустов, подходит к ним. Парни, без слов, но, ухмыляясь, подвигаются, освобождая место для него, на лежанке из соломы. Помолчав, они с серьезными лицами, покусывая соломинки, продолжают обсуждение вероятного, само – собой победоносного, исхода очередной войны с «германцем». Последний выступающий замолкает на пол – слове и глядит в сторону улицы. Там, слышится чьё-то чертыханье и ворчание.

– Кого, это, на ночь глядя, еще черти принесли? Не к добру это!

К костру, открыв и аккуратно, прикрыв обратно, ворота прясел, нерешительно подходит, прихрамывая, писарь сельсовета. Стоит, смотрит, блестя круглыми очками на всех, молчит, переминается. Песня обрывается. Тишина нависает над поляной. Все смотрят в сторону писаря, в ожидании, что он скажет…. По выражению лиц видно, что ничего хорошего, от его слов, не кто не ждет. Писарь снимает с себя измятую кепку, вытирает пот со лба, вздыхает и, с решительным видом, машет зажатым в руках головным убором, говорит, высоким голосом сельского оратора, но заикаясь, говорит:

– Ребя…! Это…. Был нарочный…, с военкомата…. Председатель сказал, чтоб весь народ…, утра…, в шесть, собрался у сельсовета. Кто не придет – того под трибунал…. Всем понятно или что, кому, ещё…?!

Писарь, еще более заметно прихрамывая, разворачивается и ковыляет в сторону улицы из больших темных от времени, высоких домов, с уже засветившимися подслеповато, где керосиновыми лампами, где лучиной маленькими окнами.

Девчата и парни, не обращая уже никакого внимания на велосипед, подошли ближе к костру. Сидящие у костра, встали. Варя, отряхиваясь от прилипших, к одежде, листьев, выходит из кустов, поглядывая на Иваньшу.

– Да, дела мужики…! Похоже в серьез, этот раз, нас немец достал, если и до нас Красная Армия добралась…!

Давайте по домам! Кабы, завтра, не до плясок с танцами, было…. Посмотрим, что скажут? Может и обойдется…. Всё-таки, говорят, что «…танки наши быстры… и… броня наша крепка».

Все молча пошли в сторону улицы: девушки с венками, за ними парни. Н