Глава 22. Лабораторные крысы

В жизни самое большое испытание – не сломаться. При проверке используются самые нечестные, незаконные и унизительные способы.

    Х. Хавелок

Алексей смог сделать перерыв только ближе к трем часам пополудни и вышел с чашкой кофе и сигаретой на улицу – не хотелось никого видеть хотя бы несколько минут. Четверка порученных ему парней уже разрослась до десятки: Артур с подчиненными работали несколько дней в авральном режиме, почти не выходя из лаборатории. Это пугало Леднева. Он прекрасно видел, кого именно возвращает шеф, и понимал, что готовится что-то большое и нехорошее, слишком уж характерными были парни, они годились только для одного, и это не было вышивание крестиком. При этом Алексей не только выполнял свои обычные обязанности начальника службы безопасности, но и продолжал работать с до конца не пришедшими в себя, ошарашенными людьми, и эти тренировки еще больше утвердили его во мнении, что не зря он так боялся попасть к Артуру на стол. С каждым днем его, казалось, уснувшая совесть заявляла о себе чаще и чаще. И ему не нравилось то, что она говорила.

Понятия добра и зла, чести и бесчестья, верности и предательства в чистом виде встречались ему, пожалуй, только в книгах или кино, в жизни он, особенно в последние годы, оперировал несколько иной терминологией: целесообразность, необходимость, уместность, выгода, стоимость… Он не помнил момента перехода от одной системы ценностей к другой – вероятнее всего, этого момента как такового и не было, происходило все понемногу, постепенно, по капельке. Кто-то называет это взрослением, кто-то – мудростью, для кого-то это измена самому себе, для Алексея же это не было ни тем, ни другим, ни третьим. Он просто вдруг понял, что чаще стал делать то, чего раньше, в молодости, никогда бы себе не позволил, от чего сбежал бы сразу и без лишних слов, а сейчас такие вещи, как шантаж, подкуп, угрозы насилием и само насилие, даже пытки стали для него обычной рутинной работой, которую не оцениваешь, а просто делаешь. И это было страшно, последняя история со случайным убийством парня показала Ледневу, куда он докатился.

И всплыли в его сознании эти старые, почти забытые понятия. И, как любят писать в серьезных, высоко духовных книгах, которых он не брал в руки, пожалуй, еще с Байконура, «устыдился он содеянного, и заплакал, и разорвал на себе одежды, и посыпал голову пеплом, и ушел в пустыню»… Рвать одежды и уходить в пустыню в прямом смысле было, конечно, перебором, но больше обманывать себя мужчина не мог. «Я служу злу, – беззвучно сказал он себе. – Дальше уже катиться некуда. Во что ты превратился, Леднев?» Стало ужасно стыдно перед самим собой, перед давно ушедшей женой и, как ни странно, перед Самадом Хаджи. Вот перед ним было неудобнее всего: Алексей обещал хранить порядок и создавать безопасную среду на доверенной ему базе, а между тем не смог ничего из обещанного, в том числе и самого мужчину от смерти уберечь не смог. Впрочем, в свете событий, случившихся после гибели шефа, смерть была не так уж страшна.

Алексея снова передернуло от страха и отвращения. Несмотря на жару, которая все так же не хотела спадать, сжигала в прах траву и доводила людей до исступления, по его спине пробежали мурашки, словно от мороза, и пальцы рук, державшие горячую чашку, похолодели. Он никак не мог принять и понять того, чем занимался подведомственный ему объект. Это было противоестественно. Нельзя вмешиваться в течение жизни, нельзя по собственному желанию решать, кому жить, кому умереть, а кому после смерти дать еще один шанс ходить по земле. Это не человеческая зона ответственности, слишком коротки у нас пока руки и грязны мысли для таких дел. Вот даже его босс и бывший (это он уже понимал) приятель Артур был как раз отличным примером этого. Не с его замашками браться за тонкие материи. Ни к чему давать обезьяне в руки ядерную бомбу.

Но что делать?

Он зло сплюнул себе под ноги, вылил на землю остатки кофе – не хотелось уже ни есть, ни пить. Но зато в его сумбурных мыслях появилась как минимум одна толковая, которую ему не терпелось поскорее проверить на практике.

Со