Марина Флоря (Бокар)

Играя ройными словами…

Играя ройными словами,

Смотрю я вглубь,

Откуда падает снегами

Тоска на грудь…

Сколь звонко дождик набирает

Глубинность вод!

Как-будто в бубенец играет

Нам сам, Господь.

Как фиолетом светит небо

В сиянье звезд!

Где каждому немного хлеба,

Но много слез.

Где стройность храмов, гнев и милость

Вершат обряд.

И я была там, и молилась

С другими вряд

Где благолепием звон эха

Ложится спать.

И прожитой мой день от века,

Как благодать!

И потому не отрицаю

Я Зевса стрел,

А принимая, понимаю,

О чем гремел.

Муравья несут на плаху

Колокольчик мой осенний

позолотой прозвенел,

тихо пал на муравейник,

тихо песенку пропел…

В тополях застывший ветер

эту песню подхватил,

позолотою осенней

всех осыпал, – одарил.

Лес, тропинки и поляны

золотой листвой звенят,

будто звезды из Вселенной

меж собою говорят

по ночам, звеня в колодце…

И спускается по нитке

паутинной с неба Солнце,

развернув златые свитки

поутру, чей свет и радость,

нежась падают в листву,

багровеющею в праздность —

осень просит всех к столу!

И лягушек, и улиток,

и жучков, и паучков

под златой листвой – избыток —

корм. Делите меж собой!

Муравья несут на плаху, —

он увидел звездный свет,

но не ведает он страху —

раз есть звезды, смерти нет!

И пройдется осень звонко,

мир сомлеет и замрет…

И покой завесой тонкой

снежным настом упадет.

Колокольчик мой осенний

прозвенит и улетит

в край, где целый муравейник

в небо звездное глядит…

Что написать тебе?

Что написать тебе? Так мерзнут руки…

У нас в конце апреля выпал снег.

Пишу, поверь, тебе я не от скуки

И мной не овладел тоскливый бред.

Тоскую? Да. Все чаще мне не спится.

От пропасти ночной идёт мороз.

От безысходности я, милый, стала б птицей

Взлететь, упасть – разбиться – не вопрос.

Что написать тебе? Так мерзнут руки…

Не говорю о сердце и душе,

В них плавятся еще живые звуки

Они, как прежде только о тебе.

А доктор говорит, подходит старость.

А я все там, где нам по двадцать лет…

Ну, вот пройдет бессонницы усталость

И я усну, пойду искать твой след…

Жизнь глубинки

Жизнь глубинки немудрена и проста,

Но зато без лицемерия и лжи.

В старых тапочках там ходит доброта

И в печи печет на Пасху куличи.

Там чумазым, босоногим малышам

Доброта цветные сласти раздает.

В каждом доме там Святые образа

Смотрят с красного угла, храня свой род.

Там растет у лукоморья старый дуб.

У излучины реки сидит поэт.

Пишет сердцем про старинный русский дух.

И набрасывает чей-то силуэт…

Там к дождям народ свершает крестный ход

И аккордами летит Сварожий гром.

Ливнем плачет и смеется небосвод

Над озимыми в наряде золотом.

Как и прежде, там уходят вглубь чащоб,

Глубоко вздохнуть душой, – набраться сил.

Раскодировать свой древний, генный код

И понять, вконец, что выше всех мерил…

Что в народе нашем издревле живет

Искра Божья – сила правды и добра!

Русь, как Правь, корнями сходит в небосвод

Оттого душой березово светла.

И над ней щитом-покровом Божья мать

Наших соколов, орлят благословит.

На победу, где смерть сеет злая рать,

Ох, не знает рать, что Русь не победить!

Ох, не знает рать, что Русь – небес посол.

На земле богоискательства, как страж

Мирной жизни галактических часов,

Где планеты совершают свой вираж…

Где еще поток Сознания не смолк,

Но уже беда войны на кураже,

Продвигается бессмертный русский полк

И бессмертные «Стрижи» на стороже.

Путь защитника-воителя не прост.

Сколько раз была поругана страна,

Укрепляющая всю земную ось,

За которую держался сатана.

Окружают и стращают нашу Русь.

Как охочи до лесов ее и недр!

Но не ведают враги, не дуют в ус, —

Против Бога нет ни сил у них, ни мер.

Потому что вся Россия – глубина,

Что наполнил и измерил только Бог.

Каждый в ней благословенная волна.

Вместе мы – необоримости поток!

Жизнь глубинки немудрена и проста,

Но зато без лицемерия и лжи.

В старых т