Шекербура
Кусая шекербуру, запивая её ароматным кофе, смешивая горьковатый привкус обжаренных зёрен со сладкой ореховой начинкой, начинаешь воспринимать осень по-другому – в ней появляется абсолютно уютная нега. Сахарные фундук и миндаль наполняют тебя магическим вкусом. И время останавливается. Шекербура – сахарная завитушка – удивительное печенье родом из Ирана, выпекается в основном на праздник весеннего равноденствия Навруз байрамы. Шекербура словно по волшебству возрождает в Таше солнце. Когда-то любимый человек научил её именно так начинать день. И теперь, когда тяжело или атакует усталость, Таша варит крепкий кофе и, нарушая все диеты, съедает калорийную сладость. Таше бесконечно нравится рассматривать узоры джынагы. Они наносятся на одну сторону лакомства приспособлением наггаш и напоминают пшеничные колосья. Колосья на печенье – как нити событий, их много, они соединены в один правильный узор, в одну жизнь. В которой всё так, как должно быть. Причины настоящего не в прошлом – они в будущем.
Лёгкой сухой прохладой в столице обосновалась осень, солнечными бликами растворяясь между домов, вселяя умиротворение и спокойствие. Все неизбежно. Когда падают листья, приходит осознание, отчётливое ощущение, что все циклично. И всё сменяет друг друга. Жизнь и смерть. Прошлое и настоящее. Настоящее и будущее. Молодость и старость. Всем одинаково не хочется стареть. Телом. Душой. И даже украдкой мечтается, чтобы не старело прошлое. Впрочем, разве можно говорить о старении прошлого? Прошлое замирает. Останавливается в том месте, в котором нажимаешь кнопку «стоп». Чтобы потом многократно прокручивать, переживать, переоценивать, злиться и радоваться, сокрушаться, сожалеть об ошибках и, конечно, любить. Любить так, как можно любить только там. Нежно, трепетно, на одном вдохе или отчаянном выдохе, чувствуя каждый удар сердца, каждый момент дня. Глотая воздух с привкусом волшебства. Там все иначе. Прошлое никогда не стареет. Оно даже как хороший коньяк с годами становится лучше. Потому как плохое имеет свойство забываться, а хорошее – приукрашиваться.
Таша точно знала, прошлое – это единственное, что делает нас навсегда молодыми. Мы остаемся там, далеко-далеко, и в чужих воспоминаниях продолжаем вести свою, параллельную основной жизнь.
– Зайаза, – сын тащил рычащего шпица к двери. Тот периодически скулил и пытался вырваться.
– Гоша, отпусти собаку. И кто научил тебя так ругаться? – Таша сделала максимально строгий голос.
– Не знаю, – пробурчал сын.
Всё внимание было сосредоточено на шпице. Пёс визжал, а Гоша продолжал двигать собаку за собой, то беря её на руки, то, уставая, бросая и таща за шерсть.
Гоша в своем трёхлетнем возрасте на лету схватывал слова, выражения, фразеологизмы, моментально включая их в лексикон. Букву «р» он не выговаривал, и слово «зараза» звучало в его исполнении мягко, забавно и иронично. Шпиц понравился малышу на фотографии в журнале, и Таша, желая порадовать ребенка, поехала и купила собаку. Дома уже были алабай, чихуахуа и кот мейн-кун. Но… Иногда взрослые радуют детей, чтобы испытать сатисфакцию самому. Подтвердить, что они хорошие родители, поддерживающие инициативы подрастающего поколения. У Таши в детстве не было столько животных. Персидский кот-меланхолик, один на всю семью, больше напоминал маленькую плюшевую игрушку, застывшую в красивой позе на диване. Теперь же Таша вкушала все радости ответственности за подопечных и прирученных.
– Всё, оставь собаку. Надо ехать. Мы уже опаздываем, – Таша забрала Ёжика. Так питомца назвал сын.
Октябрь был непривычным, без дождя и слякоти. Несмотря на то, что прохладный ветер всё-таки обозначал середину осени, можно было продолжать щеголять в пиджаке или лёгком пальто, наслаждаясь очарованием жёлтой листвы и свежего утро. Утро, кстати говоря, не задалось. Кофемашина отказалась работать. Пришлось достать турку. Гоша протестовал против сборов в детский сад, продолжая сидеть наполовину одетым в кровати. А теперь – мучая пса, в трусах и натянутых на голые ноги резиновых сапогах. Их большой дом в утренние часы превращался в хаос, все бегали, спешили, круша и