Глава 1

Старый Дом скрипел по ночам. Вздыхал, ворчал, разговаривал, жаловался на старость и даже пытался припугнуть: дескать «вы, может, думаете, что это просто мыши, а ведь в старых домах иногда водятся и приведения…»

Ева «слушала» дом, затаив дыхание. Ей было даже приятно думать и осознавать, что в доме есть хранитель, который бережет старые воспоминания и имеет право пожурить своим скрипом ту, которая редко приезжала и ночевала здесь, да еще и, в порыве деловитости, допускала мысль о том, чтобы продать старый дом, пока он еще стоит и хоть что-то стоит.

Стоит и стоит. Забавно.

Обычно в августе Ева хотела сделать все то, что не успела в первой половине лета. Съездить в путешествие, переосмыслить свою жизнь, отремонтировать дом, разбогатеть, послушать пение соловья, надеть все тридцать сарафанов, с любовью приготовленных весной и с нетерпением ожидающих своей участи, сходить в полноценный отпуск и интересно отдохнуть, довоспитывать 27-летнюю Майку, наконсервировать огурцов и компотов, восстановить потерянные связи с друзьями и знакомыми, совершенно случайно найти любовь всей своей жизни, пережить кучу приключений, получить повышение на работе, нагуляться на природе, создать что-то необыкновенное, положить в копилку впечатлений и воспоминаний все самое ценное, сделать какое-нибудь открытие, которое перевернет всю жизнь, – одним словом, воспользоваться летом на полную катушку.

Но… Середина августа почему-то наступала каждый год очень быстро.

«Ну что, – вздыхал старый дом, – Опять не успела?»

«Не обманывай себя, – думала Ева, Что значит, не успела? Не успеть можно на самолет или поезд. А не успеть воспользоваться летом, которое ждала целый год, – это просто твоя несобранность, неорганизованность и лень. Если выразиться особо модно, то… прокрастинация… Сиди теперь и жалей о том, что, якобы, не успела. А лето, практически, позади».

В отличие от многих знакомых, у Евы абсолютно не было потребности чувствовать себя героиней в хозяйстве. Чтобы вот и первое, и второе, «калория к калории», и компот с булочкой, и идеальный порядок в квартире, и кружева на занавесках, и комнатные тапочки строго на своем месте, и гвоздики все прибиты, и лампочку вкрутить есть кому.

По большому счету, все у нее было на своих местах: и калории и занавески, и лампочки, но… Ева всегда с иронией относилась к жалобам (читай, хвастовству) знакомых. Дескать, не усну, пока кипу белья не поглажу. Загляну за все батареи, а последнюю пылинку найду. Пока не приведу в порядок кухню, не успокоюсь. Вот такая я. Хозяйственная. И все у меня кипит, работает и функционирует. И выгляжу хорошо. И хозяйка прекрасная. И старых скрипучих домов в двухстах километрах от города у меня нет. Я уже давно нашла им достойное применение.

Ева считала: ну чем тут можно и нужно гордиться? Как дети, ей-богу. Это маленькие дети показывают ладошки и увлеченно рассказывают, как они тщательно с мылом вымыли руки. Взрослые это делают по привычке без напоминаний. Не превращают в событие.

Хотя и понимала: с домом все-таки, рано или поздно, придется что-то делать. Даже если ты вся такая… воздушная и бесхозяйственная. Однако, вкладывать деньги, время, силы и нервы в ремонт, как считала Ева, было просто бессмысленно. Тем более, что ни первого, ни последнего в наличии в достаточном количестве – не было.

А продавать не хотелось. И даже не потому, что в этих местах старые дома продавались за копейки. С этим домом было связано столько своих и чужих воспоминаний и переживаний, что не поднималась рука вот так просто, одним махом, все это продать кому-то и перестать ездить, пусть три-четыре раза за все лето, в этот старый скрипучий дом.

И так продолжалось. Она его не посещала, а навещала. Разговаривала с ним. Вместе вздыхали по ночам. Вспоминали. Ева с тоской смотрела на трещины в стенах пристройки, на ржавый водосток, на умирающую яблоню под окном, на виноград, который бессовестно оплел все окна и почти не давал ягод. А если давал, то – кислые и мелкие. Да и те успевали почти полностью склевать воробьи.

«Ну что, явилась? – как будто говорил дом всякий раз, когда Ева, с трудом открыв ворота