Гл. 1 Старик

Казалось, что он не понимает: умирает ли его тело, или это просто хочется чихнуть? Усопнуть старику пришлось с головы. Смерть пронеслась тускло-желтой искрой по всему телу. Он вконец одряб и иссох. Старик глядел так рассеянно и спокойно, будто в пустоту. В глазах был то ли ужас, то ли осознание происходящего. Его веки оцепенели на половине пути. Когда я подошла ближе к его сидящему телу, мне удалось запечатлеть истинное обличие смерти.

Я видела, как постепенно иссякает жизнь: дрожащий, сгорбленный силуэт, который издали напоминает крюк; и без того бледная кожа, тускнеющая всё больше с каждой минутой; слегка открытый, трясущийся рот, издавал неразборчивое бурчание, переходящее в отрывистый и глухой кашель, на который всё больше не хватало сил.

Последние полгода старик часами сидел на стуле, рассматривая что-то в окне. Порой мне казалось, что он не видел перед собой ничего, но чувствовал дневной свет и тянулся к нему подбородком.

Я была одна в квартире, когда он умер. Родители работали, и наказали мне иногда посматривать за ним. Тишина, такая плотная и пульсирующая, давила на мои перепонки: в ушах стало шумно и гулко. Дверь в его комнату была приоткрыта, я дотронулась до ручки и тихонько потянула ее на себя. Старик сидел с опущенной к низу головой. Я сразу позвонила маме, она приехала через полчаса. Все это время я разглядывала его. Странно, раньше дед не казался таким беспомощным, а сейчас я будто бы залезла в его шкуру, где меня стеснило камнем тяжелых костей. Сделалось до боли обидно, что не уделяла должной заботы. Мне хотелось узнать, что же с ним станет дальше.

Гл. 2 Вечеринка

Начало практики отмечали у старосты группы. Студенты позвали некоторых своих друзей и в квартире образовалась куча из человек двадцати.

Шумела музыка и казалось, что ветхие фланелевые стены дрожали в такт музыки. С высоких и отгнивающих потолков сыпалась шпаклевка, в углах, помимо паутины и сырых разводов, выступала плесень. У деревянных окон стояли двое ребят и курили. Обшарпанные половые доски скрипели от каждого шага, будто бы аккомпанируя гудящему холодильнику.

Маргарита и ее подруга сидели за кухонным столом, пили белое сухое вино и плакали, вспоминая первый курс.

– Я схожу в дамскую комнату на пару минут, – подмигнула Маргарита и встала с табуретки.

– Ты у Олега взяла? – спросила подруга.

– Да, – Маргарита улыбнулась.

– Будь аккуратнее… Олег тот еще чувак, – предупредила подруга.

– Я один разок, – Маргарита смотрела в упор на подругу, – все будет нормально.

– Я тогда схожу с кем-нибудь поболтаю, – ответила ей подруга, – а ты старайся осторожнее.

Маргарита бросила утвердительный кивок, поставила пластиковый стаканчик на стол, похлопала ладошкой по карману брюк и пошла в туалет.

Она закрыла дверь, опустила крышку унитаза и села сверху. Порывшись в кармане, достала маленький полиэтиленовый пакетик и взяла из него таблетку. Девушка положила ее на язык и нажала на слив бочка.

Гл. 3 Первый день

На утро Маргарита чувствовала себя слизеподобно. Пообещав больше никогда не ходить на вечеринки, она встала с кровати и потащила свое обмякшее тело варить кофе.

Девушка училась в институте им. Евдокимова и ее отправили практиковаться в Клиническую больницу №56. Как это заведено, больница выглядела старой, с какими-то охровыми разводами на белых стенах, односкатной крышей, выступающим карнизом и пластиковыми окнами.

В первый ее день в больнице все суетились и пахло формалином. В руках у девушки были голубоватые полупрозрачные папки, халат и красный чепчик, который выдают всем практикантам.

Из ординаторской вышла высокая и худая женщина-врач. Локон ее темных волос выбивался из аккуратной прически и качался, пока она шла по светлому коридору к девушке.

– Опа! Практикантка! – с радостью вскрикнула врач и приподняла в стороны свои длинные руки.

Межбровье практикантки напряглось. Она немного выпучила глаза и повела их вниз полукругом.

– Ты, кажется, Марина? – звучным голосом спросила женщина.

– Нет, я Маргарита Сорнякова, из МГМСУ Евдокимова.

– Какая-то ты щупленькая и безобидная для этого университета. Я главный патологоа