Бунт атомов (сборник)

Владимир Орловский

Владимир Орловский (1889-1942) первым в России и одним из первых в мировой фантастике обратился к идее ядерной цепной реакции. Разумеется, в действительности цепная реакция происходит вовсе не так замедленно, как это описано в романе, атомный взрыв происходит не так, и в этом смысле ближе к истине оказался В. Никольский («Через тысячу лет»), случайно угадавший даже год первого атомного взрыва: 1945-й. Однако это не умаляет заслуги Орловского, образно показавшего двойственность научно-технического прогресса и необходимость сплочения человечества во имя общих задач.

Владимир Орловский (Грушвицкий)

Бунт атомов

encoding and publishing house

Бунт атомов

Глава I. Профессор Флиднер в скверном настроении

Профессор Флиднер был сегодня в отвратительном настроении, и это портило для него все окружающее. Деревья на бульварах, подстриженные и выровненные в линейку, казались скучными и ненужными среди каменных стен. Унылая архитектура домов, то нелепо вычурная, то тяжеловесно скучная, раздражала до физической боли. Оглушающий грохот, вырывающийся то и дело из открытых на улицу люков метрополитена, как из отдушин подземного ада, заставлял его вздрагивать, будто новичка, впервые попавшего в Берлин. Уличная толпа, к которой он привык уже за эти годы, снова наседала своим суетливым, мещанским лицом. Сигара казалась особенно безвкусной, и хотелось швырнуть ее в физиономию молодым людям неопределенного вида, наполнявшим Фридрихштрассе.

Положительно профессор был не в духе.

Разумеется, всему были и причины. И даже не одна.

За последнее время Флиднер вообще был раздражителен и недоволен всем окружающим. Совершалось что-то непонятное, не укладывающееся в его голове в тот стройный порядок, который раньше так ясно и отчетливо охватывал жизнь. Происходил какой-то сумбур, в котором немыслимо было (да, по правде говоря, и не хотелось) разбираться. В мир ворвалась крикливая болтовня, замелькали наполовину шутовские фигуры людей, наводнивших собою и улицу, и политику, и всю Германию.

Профессор не был закоренелым консерватором, тем менее монархистом, но рухнувшая на его глазах общественная машина являлась в его глазах воплощением устойчивости и порядка, где каждый чувствовал себя, как камешек, вставленный на свое место в мозаичной картине. А теперь будто капризная рука перепутала цветные кусочки и разбросала их, как попало. Кое-где сохранились отдельные целые и знакомые обрывки, но в общем все безнадежно перемешалось.

Раньше так приятно было ощущать себя в этой стройной машине. И росло чувство гордости в сознании себя сыном великого народа, назначенного судьбой быть вождем человечества, – в этом он был глубоко и твердо убежден.

Но вот уже несколько лет, как камешки перепутаны. Народ задыхается (это ему твердят все), им овладели какие-то политические фантазеры, неизвестные личности, дикие идеи, на политической арене мечутся цирковые клоуны, а Германия… Германия вынуждена просить подачек, ею распоряжаются наглые победители, она низведена до положения какой-нибудь Польши.

Флиднер остановился и в порыве ярости швырнул прочь недокуренную сигару.

Его Германия, великая, могущественная, культурная родина, которую эти наглецы из Парижа покровительственно похлопывают по плечу, запрещают одно, разрешают другое, обещают награду за хорошее поведение.

Черт возьми! – Он гневно взмахнул тростью и чуть не сбил шляпу с круглолицего молодого человека, с недоумением проводившего взглядом высокого седого старика, так бесцеремонно обращавшегося с прохожими.

Но они жестоко ошибаются там, по ту сторону Рейна. Они рано торжествуют.

Все, что есть здорового, истинно немецкого в этой несчастной стране, все это ставит себе единственную цель, для которой люди живут и работают: исцелить кровоточащие раны, вдохнуть надежду, уверенность в своих силах в больной организм и разорвать, наконец, цепи, которыми опутана Германия со всех сторон…

И тогда она опять станет первой среди народов мира и поведет их за собою.

Но путь к этому лежит, конечно, только через победу. Надо смыть кровью позор поражения, надо наступить ногой на го