Кружева лабиринта

Елена Валентиновна Малахова

Шестнадцатилетняя Кэти Чандлер и её отец покупают дом в Ситтингборне, неподалёку от заброшенного особняка. Согласно легенде двадцать лет назад в нём числился хоспис для душевнобольных, где таинства опытов над ними проводил доктор Ньюман. Вскоре при таинственных обстоятельствах врача, умалишенных пациентов и его семью находят мёртвыми в особняке. Впечатлённая слухами Кэти Чандлер случайно обнаруживает письмо в своём почтовом ящике, адресованное покойному доктору Ньюману. Где правда, а где ложь запутанной истории? И куда заведут её кружева лабиринта?

1

Стояла глубокая осень, когда я и отец приняли решение переехать в Ситтингборн, на юго-восток Великобритании. Переезд был спешным; служившая верой и правдой мебель, посуда и прочее нажитое имущество проданы за бесценок на распродаже. Казалось, отец хотел сбежать, как можно дальше от себя и воспоминаний, подаренных шестнадцатью годами проживания в Лондоне. Он полагал, что с привычными вещами уйдёт боль, принесенная крыльями вечной разлуки с моей матерью – Скарлетт Чандлер. Наши сердца укрыла тяжелая эпитафия приговора, когда чахотка вознесла смертоносную руку над многими беззащитными душами, и мама была одной из списка болезни. Мы потеряли её на тридцать шестом году жизни и первые полгода тенями ходили к её могиле, чтобы возложить гвоздики на холодную плиту мрамора. Отцу не служила подспорьем даже работа, а моя успеваемость в школе падала.

Именно тогда он твёрдо сказал мне.

– Вопреки всему мы должны идти дальше! Так говорила твоя мать, Кэти.

В некоторой мере я считала переезд предательским отречением от светлой памяти о ней. Я не хотела забывать её и цеплялась за рвущиеся нити её образа в голове, боясь, что смена обстановки окончательно порвёт эти нити. Но нельзя ни признать, что Скарлетт Чандлер, будучи на моём месте, никогда не опустила бы руки. Нам ничего не оставалось, как смириться с волей, вложенной в её слова, впоследствии ставшие проблеском в калейдоскопе унылых дней, сменяющих ночи.

Ситтингборн приветствовал нас лучистым обаянием солнца. После череды ненастных дней было достаточно тепло, но ветрено, и шумные клены неистово дрожали, роняя золотые слёзы на увядающие газоны. Улица Сатис-авеню тонула в тишине дремлющих танхаусов и домов. Один за другим они уставились на прохожих стеклами, пыльными и грязными, смиренно терпящими негодование сезонных дождей. Их белоснежные двери обдавали торжественностью, напоминая, что каждый новый день и есть праздник. От домов к обочинам тянулись дорожки пожухлой листвы, гонимые метлой высокого согбенного дворника. Его звали Клерк Митч. И всякий знающий его горожанин не мог представить этого англичанина без радушной улыбки с недостающим верхним зубом, а также искривленных плеч, одно из которых располагалось ниже другого.

– Добро пожаловать в Ситтингборн, мистер Чандлер! – он протянул руку, обнажая авторитетный прогалок между зубами. – Если понадобится помощь с багажом или мебелью, вы только скажите – сделаем всё по высшему разряду!

– Благодарю, мистер Митч, – отец ответно пожал ему руку, – мы приехали налегке, так сказать. Однако, работы нам не занимать.

– Верю. Я всегда жил в Ситтингборне и давно не покидал его дальше заповедной зоны или парка Милтон. Но много раз участвовал в процессии заселения новых соседей. Надеюсь, вы будете последними, кто сольется с домом воедино. Знали бы вы, как надоело учить имена!

Отец воспринял слова мистера Митча, как остроумную шутку, а я прозорливо чуяла угрозу, предрекающую скорый переезд.

– И сколько же до нас здесь побывало хозяев? – уточнил отец.

– По меньшей мере трое, – вдумчиво ответил Клерк. – К сожалению, сценарий заселения один и тот же. Сперва несколько дней семья ликует и радуется уютному дому. Затем выходит в город, впитывает несмолкаемые сплетни и через месяц-другой отправляется странствовать дальше.

Во мне взыграло тревожное любопытство, но отец, с присущей ему холодной терпимостью к невзгодам, не менял весёлого настроя. Да и дворник всем своим видом с уморительной улыбкой вселял в собесед