Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров

Владимир Андреевич Чуринов

Иоганн ван Роттенхерц, охотник на чудовищ, точно знает, что гораздо проще уничтожить гнездящегося в катакомбах дейхока, чем призвать к ответу бургомистра за сотворенное им же чудовище. Проще выйти одному против целого оскверненного погоста, чем против мертвого кирасира, чью историю жизни и смерти довелось узнать во всех неприглядных подробностях. Проще уничтожить зарождающееся чудовище, чем исцелять подростка, которого искажает губительная сила некроэнергии. Но кто сказал, что Иоганн ван Роттенхерц ищет простые пути?Содержит нецензурную брань.В оформлении использовано изображение с фотохостинга pixabay

Кукольная девочка или гримасы справедливости

***

За окном вставал мрачный туманный рассвет. Таверна где-то на перекрестке мелких горных дорог была почти пуста. В камине алым закатным заревом умирал огонь, чуть выше на каминной полке посреди связок лука, мелких статуэток и "императорских" литровых кружек спал толстый чёрный кот, мурча во сне. За крепким столом неспешно беседовали двое:

– Значит, так ты и поступил? – трещит старческий, усталый голос.

– Да, именно так! – весело кивает головой кряжистый мужчина с густыми пшеничными усами на добром, чуть грубоватом лице. Мужчина одет в форму кирасирского офицера Алмарской Империи. – Вывез подальше в лесок и расстрелял. Ребята меня поддержали.

– Мне семьдесят лет, – голос старика кажется раздосадованным. – Я никогда, никогда ни во что такое не лез. Не стоило и начинать.

– Иоганн, – вздохнул кирасир, – неужели ты думал, я повезу их до столицы? Неужели ты действительно верил, что там какого-то небезразличного судью заинтересует это дело?

– Оставь это, – махнул рукой старик и отвернулся, стал смотреть в невыразительный, затянутый густым туманом пейзаж за окном.

– А даже если б я и нашёл такого судью, – не унимался человек с усами, – нам бы просто не хватило доказательств. Ни свидетелей, ни каких-то действительно важных документов. Ничего этого у нас не нашлось бы. Тащить их в столицу на суд было бессмысленно.

Повисла долгая тишина. В мутное стекло билась снулая муха. Пахло свечным воском, чесноком, гарью. Из камина выстрелил полумёртвый уголек, выстрелил и погас.

– Но справедливость всё же должна была восторжествовать! – Горячо завершил свою речь кирасир.

– Да, – сухо улыбнулся старик, – справедливость. Должна.

Туман за окном медленно прорезали лучи рассветного солнца, пронизав серый мир красками, наполнив торжеством и светом, осветив густую жирную грязь перед трактиром и толстого пьяницу, спящего в этой грязи в обнимку со свиньёй.

– Я стар, – закончил Иоганн. – Всю жизнь обходился без этого. Не стоило и начинать.

* * *

Дом был ветхим. Давно отживший своё, он превратился в обитель призраков и старой памяти. Памяти о когда-то звучавшем детском смехе. О кухонном гомоне. О неспешных разговорах в гостиной при свечах. Теперь это рухлядь. Старые доски, старая краска, старые окна с белыми занавесками, посеревшими от возраста, смотрят бельмами на дикий сад. Сад тоже стар, он зарос вязами и плющом, вереском и небольшими соснами. Он скрыл этот двухэтажный дом с мансардой и двумя флигелями, как саван укрывает мертвеца.

– Самое место для таких двух развалин как мы с тобой? – Усмехнулся охотник на монстров. Перед ним и его спутником со скрипом, жутким, замогильным, привычным, распахнулась дубовая дверь с незамысловатым витражом.

Напарник что-то недовольно пробурчал, и они вошли. За дверью оказался просторный зал. На стенах – заплесневелые картины в рамах с осыпавшейся позолотой, на полу протёртый зелёный ковёр, углы затянуты паутиной. Из зала вели несколько дверей – таких же серых и с облупившейся краской, как и всё здесь. Зато с настоящими бронзовыми ручками в виде фантастических рыб. Запах пыли, плесени, паутины, ни с чем несравнимый запах старости, которым был пропитан дом, умиротворял. Здесь всё было в прошлом. Такие места успокаивают, заставляют говорить тише и ходить медленнее. И вместе с тем такие места настораживают.

На лестнице, вед