Назад к книге «Быков о Пелевине. Путь вниз. Лекция первая» [Дмитрий Львович Быков]

Быков о Пелевине. Путь вниз. Лекция первая

Дмитрий Львович Быков

Прямая речь

«Мы имеем с вами отличный шанс убедиться, что главное в успехе лекции – не лектор, а тема. Потому что Виктор Пелевин – писатель, который доставляет нам, как сказали бы китайцы в английском переводе, «triple delight» – знаменитое название блюда из трех составляющих: морупродуктов, мяса и курицы…»

Дмитрий Быков

Быков о Пелевине. Путь вниз. Лекция первая

Мы имеем с вами отличный шанс убедиться, что главное в успехе лекции – не лектор, а тема. Потому что Виктор Пелевин – писатель, который доставляет нам, как сказали бы китайцы в английском переводе, «triple delight» – знаменитое название блюда из трех составляющих: морупродуктов, мяса и курицы.

Удовольствие от Пелевина состоит из трех компонентов. Первый – он культовый, сколь ни отвратительно это слово, писатель. И, естественно, он привлекает сердца. Второе удовольствие, которое дарит нам Пелевин, заключается в том, что тексты его неуклонно ухудшаются, и тем дарят нам ощущение полного самоупоения. Мы тоже неуклонно ухудшаемся, конечно, но оказывается, что кто-то делает это параллельно. Ну и третье удовольствие, которое всегда почему-то сопутствует чтению беллетристики – в отличие от чтения серьезной литературы: беллетристика, во всяком случае в последнее время, довольно предсказуема.

Собственно, почему беллетристика так популярна? Ведь это заведомо довольно скучно – читать ее. Ведь читая, скажем, беллетристику в мягких обложках, мы понимаем, что это тексты заведомо плохого качества, но то ли это умиротворяющая ласка банальности, как называл это Георгий Иванов, то ли некоторая радость от того, что мы в очередной раз не глупее автора, – мы любим почитать текст, который по своим художественным достоинствам невысок, и это именно потому может быть так приятно, что тексты высоких художественных достоинств всегда вызывают у нас ту же смутную, очень болезненную, неразрешимую грусть, которую, по словам Чехова, всегда вызывают красавицы.

При этом судьба и участь Виктора Пелевина до сих пор остаются неожиданными и в некотором смысле даже шокирующими. Потому что Виктор Пелевин был главной литературной надеждой России в начале 90-х, самой осуществившейся надеждой во второй их половине. Ему удалось почти невозможное – он совершил истинный тур де форс – он вернулся после пятилетнего молчания, сумев не разочаровать читателя. А такое удавалось в истории литературы единицам. Вот мы сейчас все с трепетом ожидаем, что с 2015-го по 2020-й год выйдут пять книг Сэлинджера, который промолчал почти 60 лет, и почти все мы убеждены, что это будет нечто катастрофическое. Во всяком случае, когда в 1972 году Сэлинджер попытался опубликовать роман, постоянный издатель ответил ему двумя словами: «Stay the legend», останься легендой. Пелевин смог остаться легендой. Он смог вернуться с великолепным романом «Числа», продолжить этот замечательный ряд ничуть не уступающим ему текстом «Священная книга оборотня». И только после этого, когда он окончательно впрягся в ежегодный выпуск произведений, мы поняли, что литература перестала быть ему сколько-то интересна.

Поэтому при всей предсказуемости участи Пелевина (и нашей с вами), она все-таки абсолютно внезапна. Это дополнительное удовольствие. Мы следим за хроникой пикирующего бомбардировщика. Это бесконечно увлекательно.

Разумеется, когда я говорю о пути вниз, я не говорю об ухудшении качества как такового: даже самая плохая книга Пелевина на фоне даже самой удачной книги, допустим, Шаргунова, все-таки представляет гораздо больший интерес. Даже плохой Пелевин интереснее большинства хороших современных авторов. И более того, сам этот плохизм судьбоносен, если бы Пелевин даже опубликовал когда-нибудь свои торговые чеки, например, или записные книжки с назначенными свиданиями, это все равно было бы гораздо интереснее, чем самая серьезная книга любого почвенника. Дело в том, что значителен сам масштаб личности. И потому безумно интересно все, что с этой личностью происходят.

Понять же это происходящее на самом деле очень непросто. И мне придется