Третий иерусалимский дневник (сборник)
Игорь Миронович Губерман
В сборник вошли стихотворения известного поэта Игоря Губермана.
Игорь Губерман
Третий иерусалимский дневник
По многим я хожу местам,
таская дел житейских кладь,
но я всегда случаюсь там,
где начинают наливать.
В оформлении книги использованы наскальные рисунки древних евреев
Третий иерусалимский дневник
Я лодырь, лентяй и растяпа,
но вмиг, если нужен я вдруг,
на мне треугольная шляпа
и серый походный сюртук.
Все, конечно, мы братья по разуму, только очень какому-то разному
Мы проживали не напрасно
свои российские года,
так бескорыстно и опасно
уже не жить нам никогда.
1
Идеи равенства и братства
хотя и скисли,
но очень стыдно за злорадство
при этой мысли.
2
Наш век имел нас так прекрасно,
что мы весь мир судьбой пленяли,
а мы стонали сладострастно
и позу изредка меняли.
3
По счастью, всё, что омерзительно
и душу гневом бередит,
не существует в мире длительно,
а мерзость новую родит.
4
Не мне играть российскую игру,
вертясь в калейдоскопе чёрных пятен,
я вжился в землю предков, тут умру,
но дым оттуда горек и понятен.
5
Напрасно горячимся мы сегодня,
желая всё понять без промедлений,
для истины нет почвы плодородней,
чем несколько истлевших поколений.
6
Загадочно в России бродят дрожжи,
все связи стали хрупки или ржавы,
а те, кто жаждет взять бразды и вожжи,
страдают недержанием державы.
7
По дряхлости скончался своевременно
режим, из жизни сделавший надгробие;
российская толпа теперь беременна
мечтой родить себе его подобие.
8
Сейчас полны гордыни те,
кто, ловко выбрав час и место,
в российской затхлой духоте
однажды пукнул в знак протеста.
9
Родом я не с рынка, не с вокзала,
я с тончайшей нежностью знаком,
просто нас эпоха облизала
лагерным колючим языком.
10
Покуда мы живём, на мир ворча
и вглядываясь в будущие годы,
текут меж нас, неслышимо журча,
истории подпочвенные воды.
11
Я жизнь без пудры и прикрас
и в тех местах, где жить опасно,
вплотную видел много раз, —
она и там была прекрасна.
12
Когда кипят разбой и блядство
и бьются грязные с нечистыми,
я грустно думаю про братство,
воспетое идеалистами.
13
Как тающая льдина, уплывает
эпоха, поглотившая наш век,
а новая и знать уже не знает
растерянных оставшихся калек.
14
Вор хает вора возмущённо,
глухого учит жить немой,
галдят слепые восхищённо,
как ловко бегает хромой.
15
Кто ярой ненавистью пышет,
о людях судя зло и резко, —
пусть аккуратно очень дышит,
поскольку злоба пахнет мерзко.
16
Нас много лет употребляли,
а мы, по слабости и мелкости,
послушно гнулись, но страдали
от комплекса неполноцелкости.
17
В нас никакой избыток знаний,
покров очков-носков-перчаток
не скроют легкий обезьяний
в лице и мыслях отпечаток.
18
Все доступные семечки лузгая,
равнодушна, глуха и слепа,
в парках жизни под лёгкую музыку
одинокая бродит толпа.
19
Мне не свойственно стремление
знать и слышать сводку дня,
ибо времени давление —
кровяное у меня.
20
Владеть гавном – не сложный труд
и не высокая отрада:
гавно лишь давят или мнут,
а сталь – и жечь и резать надо.
21
Питомцам русского гнезда,
нам от любых душевных смут
всего целебнее узда
и жёсткой выделки хомут.
22
Бес маячит рядом тенью тощей,
если видит умного мужчину:
умного мужчину много проще
даром соблазнить на бесовщину.
23
Текут по всей Руси речей ручьи,
и всюду на ораторе печать
умения проигрывать ничьи
и проигрыш банкетом отмечать.
24
В раскалённой скрытой давке,
увлекаясь жизни пиром,
лестно маленькой пиявке
слыть и выглядеть вампиром.
25
Российская жива идея фикс,
явились только новые в ней ноты,
поскольку дух России, тёмный сфинкс,
с загадок перешел на анекдоты.
26
Мы пережили, как умели,
эпоху гнусной черноты,
но в нас навек закаменели
её проклятые черты.
27
Видимо, в силу породы,
ибо всегда не со зла
курица русской свободы
тухлые яйца несла.
28
По воле здравого рассудка
кто дал себя употреблять —
гораздо чаще проститутка,
чем нерасчётливая блядь.
29
От ветра хлынувшей свободы,
хотя колюч он и неласко
ЛитРес