Крапива

Дарья Верясова

Дарья Верясова родилась в Норильске, училась в Красноярском государственном университете на факультете филологии и журналистики, работала корреспондентом в «Сибирском агентстве новостей», в 2014 году окончила Литературный институт им. А.М. Горького (семинар О. Николаевой), лауреат, финалист и лонг-листер всероссийских литературных премий. Стихотворения и проза публиковались в журналах «Октябрь», «Волга», «Радуга» и др.

Премия Русского Гулливера учреждена в 2014 году Центром современной литературы, издательским проектом «Русский Гулливер» и мультимедийным журналом «Гвидеон». С рукописью книги стихотворений «Крапива» Дарья Верясова вошла в лонг-лист основной номинации («поэтическая рукопись») и стала лауреатом в номинации «специальная премия издательского проекта».

Дарья Верясова

Крапива Стихотворения

Пройти и обжечься

О хорошем поэте писать сложно, о хорошем и близком тебе – сложно вдвойне. Дарья Верясова – поэт в высшей степени лексический. В такой высокой степени, что лексичность ее как бы теряется за самой собой. Я знаю, знаю, как пишутся все эти бесчисленные предо-послесловия. Дергают три строчки отсюда, пять – оттуда, добавляют какие-то пространные термины. Вот здесь – «лексические». Болтовня.

О Дарье пространно не скажешь, и строчек у нее выдергивать не надо. Она пишет цельно, иногда все стихотворение – как шумный, почти надрывный выдох бегуна, который знает, что добежал уже – и облегченно рычит в воздух.

Крапива, да. Но не в смысле ожога, а в смысле метода. Т.е. я вам скажу как бы о колючем, а вас как бы обожжет. Это очень трудно уметь.

Словами сегодня мало кого серьезно проймешь. Раздражение, может быть, вызовешь. Или сентиментальность небольшую разбудишь. Это очень редко, когда еще удается по-настоящему достать до нутра.

Я специально буду писать так, как меня эта ее книжка – «крапива» – настроила. Как бы обожгла, да.

Иногда читаешь и ищешь – а как это он/она все вылепили. Как слова складывали, а ну посмотрим, что у человека за умения. Заумения. Писать-то научился, али где?

Есть несколько поэтов, их до обидного мало, у которых техники не замечаешь. И они ее не замечают. Пишут просто что им наболело, оно и пишется. Больно.

Да, только еще важно, чтобы наболело как-то правильно. А то мне не всякую боль надо, мне такую боль, чтобы я ее к себе мог применить. Как бы. Обжечься.

Как, бывает, смотришь на картину, а там все так криво и нелепо, все не на месте, а все на месте. Или это он – художник – так специально умеет. Или его кисть промахивается настолько, что уже попадает, оказывается.

Со стихотворениями как бывает: вот запоминаются они иногда чисто как куплеты. Есть в них такие крючки и петельки, которые цепляются за память и остаются в ней навсегда. А есть стихотворения, их до обидного мало, у которых крючки эти не в словах вовсе. А где тогда? Да кто их знает, никто и не знает. И в памяти остаются неслова, и с ними можно жить долго.

Вот так и с собранными в горсти жгучими травами Дарьи. Вот расставила она свои крапивные букеты, а мне среди них надо было пройти и обжечься.

И вам советую.

    Давид Паташинский,

    жюри Премии «Русского Гулливера» —2014

Родина

1.

«…И мать моя, хабалка, бабий шик…»

…И мать моя, хабалка, бабий шик,

Погрязла в телесах своих больших.

Теперь воруй, разменивай, круши!

Я здесь стою, а больше – ни души.

…И мать моя: мелисса и полынь,

Зелёный клоп, щелястые полы,

Калеки-куклы, вой собак по ним,

И вермишель с блинами на помин.

…И мать моя, глядящая с крыльца

Таким лицом, как будто нет лица.

2.

«Мы кутерьму с кутьёй перемешали…»

Мы кутерьму с кутьёй перемешали,

Мы скопом угодили в переплёт.

Вот правда наша – гнусная, большая:

Страна нам – горб, страна – беззубый рот.

Куда бежать, в какие царства деться,

Когда сама – и дармоед, и плут…

Моей страны обманутое детство

Когда-нибудь эпохой назовут.

Киев

А над площадью день полощется,

Чёрный дым висит полотном.

И разносится звон по площади —

Разбивает брусчатку лом.

И хранят до поры до времени

Немоту языки церквей.

В этот день у города древнего