Все свои

Людмила Херсонская

Это первая книга стихотворений Людмилы Херсонской – поэта и переводчика. Она живет и работает в Одессе, стихи пишет давно, а вот публиковаться стала лишь в последние пару лет. Тем не менее стихи Херсонской – неожиданные, негладкие, обладающие «способностью бросать читателя в дополнительное измерение» (П. Сорокин), – сразу нашли благодарного читателя.

Людмила Херсонская

Все свои

Людмила Херсонская родилась в 1964 году. Окончила факультет романо-германской филологии Одесского национального университета. Переводчик-синхронист.

Печаталась в журналах «Крещатик», «Дети Ра», «Новый берег», «Интерпоэзия». Лауреат Волошинского конкурса (2007).

«Есть стихи, автором которых…»

Есть стихи, автором которых не хочется быть, но вот отчего-то с ними соглашаешься, как будто это написано тобой. Узнаешь до мелочей все свои мелкие и крупные муки, сомнения и волнения. Узнаешь свой мир, хотя бы он был изображен в совсем другой стилистике. Такие стихи – а с ними встречаешься очень редко – оставляют ощущение больше чем живое. Это (без скидок и оговорок) встреча с потусторонним.

Именно такое чувство было у меня при чтении стихов Людмилы Херсонской. Эти стихи для меня сразу же вошли в очень высокие и вместе трудные сферы словесности. Они будто корявы, неряшливы, угловаты, как Тальони. Их немного, они будто боятся сами себя, но нет. Офелия без страха вошла к королеве и без страха же вошла в реку.

Мне очень близко то, о чем эти стихи. Холодное, трудное до головокружения течение времени, ощущение себя с ним один на один – ребенком. И от этого – ребенком, девочкой – никуда не деться. Однако поэзия Херсонской совсем не о том, что в каждой женщине до самой смерти живет маленькая царевна. Это как раз и называю «вечной девочкой». Героиня Херсонской – дитя потустороннее, это видение души, собеседование с нею. Героиня разговаривает с домом, садом, оврагом, рекой – едва ли не чаще, чем с живыми людьми. И ей лучше понятен язык усопших, а живых эта героиня побаивается. Потому, наверно, чувствует родство со странными персонажами, почти оборотнями: бомж, утопленник, невидимый житель подвала. Наблюдает их со стороны, с большого расстояния, но так сочувственно, как не смогли бы другие. Не жалея, а именно улавливая общее.

Что нравится: в этих стихах, как бы созданных для повышенной интонации (и спекуляции), все внутри совсем иначе. Интонация не повышена, наоборот, почти будничная резкость, а порой лепет, косноязычное бормотание. Героиня видит бомжа не объектом приложения злобно-гуманистических чувств – она видит его бомжом. Но ведь бомж живет не как человек, и вот именно это «как живет» интересует героиню. Не для того чтобы преподнести читателю жареное блюдо, а чтобы убедиться в наличии совсем иных форм жизни, которые сквозь него просвечивают.

    Наталья Черных

    Москва

«Позавчера был день рожденья…»

Позавчера был день рожденья у моей ровесницы Людмилы Херсонской – поэта, мне лично настолько интересного, что хочется сказать пару слов. Не знаю кого как, а меня ее стихи каждый раз поражают. Ни на кого не похожие, они моментально узнаваемы интонацией и точкой зрения – как марсианин Майкл Смит в романе Хайнлайна, они обладают способностью бросать читателя в дополнительное измерение. Как будто оказываешься сам в одном кадре с персонажем, и суть ситуации моментально ясна настолько, что не требуется экспозиции. И речи, и изложение – конспективны в духе и силе русской идиомы; ключевые выражения включают ту массу ассоциаций и смыслов, что хранится в русскоязычной голове, а неожиданные столкновения слов как бы сдвигают угол зрения. Сразу досмысливаешь многое из недосказанного – и сравниваешь впечатление с резюме, которое нередко дается в концовке.

Попробую проиллюстрировать:

Анна Марковна и вареная колбаса

Жил-был у Анны Марковны

один случайный роман

с директором заместителя.

Давай разевай карман

или пошире рот свой —

что ж, случилось и так.

Тучная Анна Марковна

поднимается на чердак.

Желтая паутина,

пара рваных чулок.

На тучную Анну Марковну

опрокидывается потолок,

с полок летят газеты,

ка