Карусель
Сомерсет Моэм
Зарубежная классика (АСТ)
Круговорот жизни, чередование удач и несчастий, разлук и неожиданных встреч. Круговорот страстей и увлечений, зависти и дружбы, предательства и самоотверженности.
Дочь священника, посвятившая себя юному поэту, аристократ, разрывающийся между чистой любовью к леди и плотской страстью к красивой официантке, жена уважаемого политика, ставшая жертвой хищного и циничного альфонса, – каждый из них, в сущности, хочет всего лишь быть счастливым. Кому из них удастся обрести счастье, а кто обречен на страдания? И какую цену даже самым «удачливым» придется заплатить за исполнение желаний?
Сомерсет Моэм
Карусель
© The Royal Literary Fund
© Перевод. E. Филиппова, 2012
© Издание на русском языке AST Publishers, 2014
* * *
Посвящается Герберту и Маргарите Баннинг
И все, что я когда-то написал,
Не только в зыбкие слова я облекаю,
А песнь, которую искал,
Но не нашел, вам тоже посвящаю.
Часть первая
1
Всю свою жизнь мисс Элизабет Дуоррис досаждала родным. Женщина с солидным состоянием, она деспотически правила множеством бедствующих кузин, пользуясь своим банковским счетом, как скорпионами Ровоама[1 - В книгах Ветхого Завета скорпион знаменует ужасную кару: царь Ровоам, сын Соломона, грозит своим подданным: «Отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами». – Здесь и далее примеч. пер.], чтобы наказывать их. Следуя примеру многих других благочестивых созданий, она во благо душ родственников делала их всех без исключения несчастными. Воспитанная в евангелистских традициях, популярных во времена ее молодости, она настаивала, чтобы близкие искали спасения, руководствуясь ее собственными воззрениями, и взяла себе за правило острым языком и едкими издевками постоянно напоминать им об их собственной никчемности. Она распоряжалась жизнями так, как считала нужным, и осмеливалась диктовать не только форму одежды и правила поведения, но и определять мысли людей в своем окружении. Страшный суд уже не мог напугать тех, кто подвергся ее истязаниям. Мисс Дуоррис по очереди приглашала пожить у нее разных бедных леди, которые, злоупотребляя дальними родственными связями, называли ее тетушкой Элизой. Они откликались на ее призывы, звучавшие более властно, чем королевский приказ, с благодарностью не без доли страха и смиренно несли бремя неволи, как тяжкий крест, надеясь, что им воздастся за это сполна в завещании.
Мисс Дуоррис любила ощущать свое могущество. Во время долгих приемов – ведь в каком-то смысле пожилая леди была очень радушной – она ставила себе особой целью испортить настроение гостям. Она неимоверно забавлялась, наблюдая, с какой кротостью принимаются ее возмутительные требования, публично оскорбляла и унижала людей, по-видимому, чтобы сломить греховную гордость, или заставляла их делать то, что они больше всего ненавидят. Обладая выдающейся способностью мгновенно находить их самые уязвимые места, она обрушивалась на любую слабость с резкой руганью и продолжала, до тех пор пока страдалец не падал ниц, корчась от боли и кровоточа. Никакой изъян, физический или душевный, не давал защиты от ее насмешек, и лишний вес не удостаивался ее снисхождения так же, как потеря памяти. Она всем сердцем презирала своих жертв, высокомерно бросала им в лицо обвинения в продажности их душ и клялась, что никогда не оставит и пенни кучке безвольных глупцов. Она обожала обращаться в благотворительные общества за советами о распоряжении своим имуществом и с неприкрытым ликованием выслушивала их вынужденные и смущенные предложения.
Лишь в общении с одной родственницей мисс Дуоррис видела необходимость проявлять некоторую сдержанность, ведь мисс Ли – пожалуй, самая дальняя из ее кузин, – была так же прямолинейна, как и она сама, и к тому же отличалась куда более острым умом, так что могла обратить любое необдуманное заявление во вред оратору, подняв того на смех. Мисс Дуоррис не имела неприязни как таковой к этой независимой особе, напротив, она относилась к ней с определенной симпатией и изрядно ее побаивалась. Мисс Ли, крайне редко испытывавшая затруднения в подборе наход