Глава первая

– Вертухальная реальность: ракетчики станут пивоварами – Бармен Миня Хаузин и его Пена-Клуб – Уголок пэозии. Избранное из бранного издранное. Новые сказки на старой закваске – Стань факиром. Устрашающий фокус – Дед Мокей, Великий Кучер – Барменарий —

Редакция газеты

– Чушь какая-то… Галиматья! – редактор газеты Лепетунько стиснул голову и тоскливо уставился за окно. Скрипнула дверь, протиснулся литсотрудник Ванёк Шпур.

– Вызывали, Леон Галимыч?

– Ну, как там конверсионные дела? – Лепетунько пригладил щедрую плешь.

– Интенсивно созидаются развалины, вчера взорвали третью шахту «Сатаны», последнюю, американцы довольны и хвалят за расторопность. Инвестиции валят одну щедрее другой, чего только не строят и не запускают, дух захватывает, глаза разбегаются. Сейчас поеду на совместное заключительное заседание администрации и штаба дивизии.

– Ум-мм! – снова стиснул голову редактор, но деловито встрепенулся. – За тобой должок под рубрику «В мире увлеченных».

– Все в норме, сегодня ликвидирую, встречаюсь с нужными людьми, завтра к обеду материал будет сдан.

– Не позже! – взметнул белесые бровки редактор и сурово пристукнул карандашом в стол.

Ванек зашел в гараж и увидел довольно привычную благостную картину – шофер, заглазно – Куян, мирно посапывал на кушетке, ему за шестьдесят, понять можно.

– От Советского Информбюро! – громовым голосом начал Ванек, Куян крупно вздрогнул и сел, отирая от слюны угол рта, в мутных глазах его неумолимо истончались и таяли миражи райских видений. – После продолжительных и изматывающих боев за правду и зажиточность граждан, по сведениям прокуратуры, суда и следствия, снова выявлены многочисленные факты разгильдяйства и вредительства на ответственнейших участках российского идеологического фронта. К повешению приговорены очередные 126 шоферов редакций газет. Трупы повелевается заспиртовать и выставить на площадях для всеобщего обозрения.

– Заспиртова-аать! – блаженно прижмурился Куян. – Но какой же ты все-таки мудак, Ванька, в таком-то месте и заорать, нет бы обождать. Видишь ведь, млеет человек, райствует, так замри, затаи дыхание, походи на цыпочках, мух поотгоняй…

– Ну, конечно, размечтался, это сколько же мне надо тонн мух перебить, пока ты свой вековой сериал досмотришь про принцессу красы невиданной, именем Пр-рревыше всего…

– Мудозвон, – горестно покивал Куян, – разве тебе дано постигнуть, какие сладчайшие кина мне крутит Всемогущий.

– Что, не про принцессу?

– Ну, не без нее, само собой, это ты конечно в точку, распред-твою смазь, – он позевнул до слез и уже совсем деловито осведомился, – ключик на пятнадцать расчехлим?

– Само собой, – блаженно улыбнулся Ванек. – А тряхнуть стариной не хочешь?

– Всегда готов! – он повернулся к нему спиной.

– Ну что ж, попашем, папаша! – Ванек стиснул ему в кольце рук грудную клетку, прогнулся, отрывая его от земли, затем стал потряхивать, звучно защелкали, захрустели позвонки и ребра. Куян при этом действе едва не терял сознание от удовольствия. Затем он, расторопно орудуя спецключом, открыл кран внушительного бака из нержавейки, где на боку корявыми красными буквами было начертано: «Отработка маслов». В подставленные стаканы зажурчала брага, легкая, пенистая, игристая.

– Ум-мм! – оба прижмурились.

– Нектар, амброзия, пища богов! – стонал Ванек.

– Ляпота-аа! – вторил Куян придушенно.

«Куяна» нашему водиле впаяли ещё в детстве, за не по годам рассудительность да сходство с премудрым дедушкой Куяном, кто просиживал тогда на завалинке дни напролёт, всесезонно обмундированный в шапку и пимы с кожушком. И ещё одна кликуха за нашим Куяном числилась – «Гусак», но это уже из обидных, за дефект, за долгий нос, что явно на двоих рос. Матушка его покойная, бывало, говаривала шутя, долгота, дескать, эта затем, что суюшка сынок её несусветный. Ну а изначально наш дошлый Куян наречён был Михаилом, признан законным сыном Авдея Поспелова, потомственного станичника, чья зажиточность после расказачивания и раскулачивания определялась топором на семь дворов да в один кафтан троих согнанием. Что и отвалил наследникам.

Куян на всё это не сетовал