Дуэль.

Будучи, как и все, молодым, и, как немногие, вспыльчивым, мне часто приходилось участвовать в дуэлях. Сражаться со шпагой в руках, стреляться на пистолетах, быть секундантом, распорядителем и даже врачом. В основном, дуэль кончалась с первой каплей крови, в редких случаях – доходила до смерти. Бывало, что вместо оружия брались за бокалы, полные вина, и тогда спор продолжался за столом, а первый, упавший без чувств, объявлялся проигравшим.

Я видел многое, но, напрягая дырявую старческую память, понимаю, что одна дуэль стоит среди всех особняком. Дуэль, которую я вспоминаю почти каждый день, и при этом слезы наворачиваются на глаза неизменно. Дуэль, удивительная не столько местом проведения, сколько ее участниками.

Баккара

– Эти чертовы французы – удивительные люди! – засмеялся Байковский, капитан Троицкого мушкетерского полка, и сгреб со стола десяток золотых монет. – Они совершенно не умеют играть в карты, но делают это и проигрывают несметные богатства! Какой дурак сказал, что баккара – французская игра?!

– Перестаньте, капитан! – махнул рукой явно недовольный проигрышем граф Ланжерон. – Я, например, не больше француз, чем вы.

– Однако я не вожу с собой на войну целое состояние, – возразил тот.

– Проверим ваши сапоги? Уверен, там найдется много чего интересного, – намекнул Ланжерон на то, что многие офицеры, не говоря о солдатах, хранили сбережения в обуви.

– Не советовал бы снимать с меня сапоги. Я не мылся два проклятых месяца! – захохотал Байковский. – А все, что там есть, все благодаря вам, Александр Федорович. Благодаря вам! – он залпом осушил бокал вина. Сощурившись, посмотрел сквозь стекло на пламя свечи. – Но, все же, дорогой посуды я в ранце не имею.

– Немного терпения, мой друг, и к утру у вас будет отменный набор, если нам так и не начнет идти карта, – кисло улыбнулся молодой граф и наполнил бокал.

Байковский вытер тыльной стороной ладони мокрый ус.

– Вино я могу и с бутылки выпить. А вот золотые часы, на которые вы постоянно посматриваете, вполне могут мне пригодиться. Говорят, в три ночи – штурм. Боюсь проспать.

Ланжерон сжал тонкие губы. И без того худое лицо графа еще больше заострилось.

Я, перетасовывая толстую колоду карт, с интересом наблюдал за разговором французского аристократа и моего друга, капитана Байковского.

Прошло больше двух лет с тех пор, как я в последний раз виделся с товарищем. Мы вместе начинали служить в Ингерманландском гренадерском, вместе получали новые чины, вместе воевали. Однако пуля досталась лишь мне. В славной битве при Рымнике, когда, казалось, враг повержен и бежит без оглядки, какой-то турок, видимо со страху, выстрелил в меня с расстояния меньше десяти шагов. Не знаю, убили ли негодяя гренадеры, но я остался жив только чудом. Однако провалялся в госпитале, а затем и в собственном имении, больше года.

Когда я окреп настолько, что мог опять приступить к службе в армии, выяснилось, что мой полк стал частью Фанагорийского гренадерского, а сам я в чине поручика вновь попал под начало великолепного Суворова. Что сказать? Целебный бальзам на мое израненное тело и не менее измученную душу!

Что до Байковского, то все, что удалось узнать, это то, что мой друг продолжает сражаться с турками, получив чин капитана в неизвестном мне полку. Попытки разыскать его оказались безуспешны, да и не настойчивы, если быть честным. Шла война, России нужны были храбрые люди, и я с головой ушел в службу, в поисках друга положившись на волю Господа.

Хвала Ему, Он не подвел! Суворов в срочном порядке был призван спасать честь армии. Непобедимому полководцу надлежало взять неприступный Измаил. Ордукалеси – как гордо называли крепость турки, – можно было захватить, только полагаясь на Бога! И именно под ее стенами я встретил старого друга.

Друга, с которым в этот вечер, накануне штурма, был приглашен к графу Ланжерону. Безобидная затея – выпить вина и поиграть в карты, – для французской аристократии обернулась кошмаром. Байковский выигрывал партию за партией легко и непринужденно, все больше погружая в уныние графа Ланжерона, герцога Фронсака, графа де Дама, австрийского полковн