Последнее желание приговоренной
Марина С. Серова
Секретный агент Багира
Марина Серова
Последнее желание приговоренной
Глава 1
СОБАЧЬИ СТРАСТИ
С тех пор как чудовищный соседский полукрокодил-полубегемот, только по вопиющему недоразумению именуемый собакой породы ротвейлер, растерзал мою сумочку своими жуткими зубищами, а потом издох в конвульсиях, благо раскусил баллончик с мощнейшим нервно-паралитическим снадобьем, я окончательно возненавидела собак.
Оно, конечно: собака – друг человека, но, как известно, друг познается в беде. А мне все эти беды и приносили представители собачьего рода. Так что я не причисляла собак к своим друзьям, а замечательное дог-шоу «Я и моя собака», демонстрируемое на канале НТВ, могла смотреть не более одной секунды – до первого лая и первого появления волосатой клыкастой морды на экране.
Впрочем, судя по последним событиям, собаки приносили беспокойство не только тем, кто явно их недолюбливал. Мой сосед (не тот, который держал полукрокодила-полубегемота, а другой, живший в коттедже справа от моего) едва не угодил в психушку из-за своей собаки.
И это несмотря на то, что обладал железобетонной нервной системой, и всякому, кто взглянул бы на его квадратную физиономию с широкими скулами и массивными надбровными дугами, которым позавидовал бы любой неандерталец, показалось бы странным, что этого человека вообще что-то может волновать.
А тут…
Возле коттеджа этого замечательного новорусского индивидуума стоял дом, где жила довольно приличная и отнюдь не бандитская семья Кульковых. Муж Дима и жена Юля, моя тезка. Их жилище еще не успели снести, чтобы поставить на освободившемся земельном участке очередную роскошную виллу.
Эти люди жили весьма скромно и тихо, но тем не менее их доходов вполне хватало на то, чтобы содержать огромного лохматого пса с на редкость миролюбивым нравом и со столь же редким и откровенно идиотским сионистским прозвищем Либерзон.
Пес по кличке Либерзон в самом деле мухи не обидел бы – в отличие от псов упомянутого выше соседа с квадратным лицом. У последнего проживали две собаки, и если громадный лабрадор мог свободно расхаживать по всему дому, то второй, щенок добермана, обладал таким свирепым нравом, что его держали в клетке, прутья которой он постоянно грыз.
Кульковы все время слышали вой и рев этого представителя подрастающего собачьего племени.
Нет надобности говорить, что хозяин этого исчадия ада был безмерно горд злобностью своего пса.
И вот – в один отнюдь не прекрасный вечер! – вернувшаяся с прогулки собака Кульковых принесла в зубах грязный, перепачканный в земле ком, в котором был с ужасом опознан щенок добермана соседа-бандита. Разумеется, двух мнений быть не могло: добродушный пес Кульковых просто-напросто задушил злобного малявку, выйдя из себя один-единственный раз за всю свою тихую и мирную жизнь.
Один-единственный. Но кому от этого легче? Если сосед узнает о безвременной кончине своего свирепого любимца, то он пристрелит пса Либерзона немедленно, а если что, то под горячую руку могут попасть и сами хозяева.
Пристрелит, закопает где-нибудь в овраге – и поминай как звали.
Кульковы развили бурную деятельность. Грязный трупик добермана-недоросля был извлечен из пасти лохматой громадины Либерзона, отмыт от грязи и заботливо высушен феном. Ему придали максимально жизнеспособный облик, и ночью глава семейства Кульковых перелез через соседский забор, прокрался к клетке, в которой содержался доберман, и положил туда чистенького, тихонького и спокойненького песика.
И закрыл дверцу.
…Наутро ко мне пришел сосед – хозяин добермана. Он был явно ошеломлен, на квадратной физиономии застыло смешанное с досадой недоумение.
В руке он держал бутылку виски, что для него было неслыханным отступлением от собственных норм жизни.
– Вот что, Юлька… это… Сергевна, – запинаясь, выговорил он. – Ты это… давай со мной выпьем. Что-то… не того.
– С утра, Борисыч? – недоуменно спросила я. – Что случилось-то? Налоговая наехала, и не можешь спокойно спать, а?
– Да не, – махнул рукой он. – Какое там… Тут, пони