Филеб
Платон
Диалоги
Сократ оспаривает мнение Филеба, что величайшим благом являются радость, удовольствия и наслаждения. Он утверждает ценность разумения, мышления и памяти. Точку зрения Филеба в диалоге отстаивает Протарх. Сократ настаивает, что есть разные удовольствия. Одни присущи людям рассудительным, а другие невоздержанным. Сократ отрицает, что приятное есть благо, поскольку многое из приятного дурно. Далее он подвергает критике тезис, что "единое есть многое", из которого следует, что удовольствия могут быть как безрассудными, так и разумными. Сократ настаивает на решительном противопоставлении жизни в удовольствиях и благоразумной жизни. Если человек будет наслаждаться жизнью безрассудно, то он не сможет осознать свою радость и его жизнь не будет ничем отличаться от жизни моллюска.
Далее, подчеркивая преимущества рассудительной жизни, Сократ излагает космологию, согласно которой у Вселенной есть душа и ум. Удовольствие же всегда следует в паре со страданием и в нем природа как бы восстанавливает свой ущерб. Собеседники приходят к выводу. что боги не радуются и не страдают.
Платон
ФИЛЕБ
ФИЛЕБ
В диалоге участвуют
СОКРАТ
ПРОТАРХ
ФИЛЕБ
Сократ. Посмотри-ка, Протарх, что за рассуждение собираешься ты перенять от Филеба и какое наше рассуждение намерен оспаривать, если оно придется тебе не по нраву. Хочешь, мы кратко изложим и то и другое?
Протарх. Очень даже хочу.
Сократ. Филеб утверждает, что благо для всех живых существ – радость, удовольствие, наслаждение и все прочее, принадлежащее к этому роду; мы же оспариваем его, считая, что благо не это, но разумение, мышление, память и то, что сродно с ними: правильное мнение и истинные суждения. Все это лучше и предпочтительнее удовольствия для всех существ, способных приобщиться к этим вещам, и для таких существ – и ныне живущих, и тех, что будут жить впоследствии, – ничто не может быть полезнее этого приобщения. Разве не таковы примерно, Филеб, твоя и моя речи?
Филеб. Именно таковы, Сократ.
Сократ. Значит, Протарх, ты принимаешь данное рассуждение?
Протарх. Приходится принять, потому что красавец наш Филеб что-то примолк.
Сократ. Не следует ли нам приложить все усилия, чтобы достичь здесь истины?
Протарх. Разумеется, это необходимо.
Сократ. Давай же, сверх того, согласимся еще вот в чем…
Протарх. В чем же?
Сократ. Пусть каждый из нас попытается теперь представить такое состояние и расположение души, которое способно было бы доставить всем людям счастливую жизнь. Согласны?
Протарх. Да, конечно.
Сократ. Вот вы и попытайтесь показать, в чем состоит радость, а мы, в свою очередь, попытаемся показать, в чем состоит разумение.
Протарх. Хорошо.
Сократ. А если обнаружится что-то другое, лучшее этих двух? Если оно окажется более сродным удовольствию, не отдадим ли мы оба предпочтение жизни, прочно основанной на этом третьем? И не одолеет ли жизнь в удовольствиях разумную жизнь?
Протарх. Конечно, одолеет.
Сократ. Если же это другое окажется более сродным разумению, разве не победит оно удовольствие и не окажется это последнее побежденным? Скажите, так ли мы согласимся относительно этого или как-то иначе?
Протарх. Мне по крайней мере кажется, что так.
Сократ. Ну а ты, Филеб, что скажешь?
Филеб. Я держусь и буду держаться того мнения, что во всех случаях побеждает удовольствие, ты же, Протарх, решай сам.
Протарх. Передав слово нам, ты, Филеб, уже не вправе более соглашаться или не соглашаться с Сократом.
Филеб. Ты прав, поэтому я приношу очистительную жертву и призываю теперь в свидетельницы саму богиню.
Протарх. И мы охотно засвидетельствуем, что ты сказал именно это. Однако, Сократ, попытаемся довести до конца то, что отсюда следует, все равно, одобрит ли это Филеб или нет.
Сократ. Да, надо попытаться, начав с самой богини, которая, по словам Филеба, называется Афродитой, меж тем как подлинное ее имя – Удовольствие.
Протарх. Совершенно верно.
Сократ. Я испытываю всегда нечеловеческое благоговение, Протарх, перед именами богов, более сильное, чем величайший страх. И теперь я называю Афродиту так, как ей это приятно. Что же касается удовольствия