На сколько я выгляжу?

«На сколько я выгляжу?», – спросила она у зеркального отражения телефона, потом у стеклянных графитовых стен кафе, у отражения чая светло-зеленого цвета со вкусом молока. Потом искала ответ в окнах машин, скучающих в пробке, улыбалась испуганным лицам заоконья. В парке долго смотрелась в темную воду все с тем же вопросом. Подсела к пожилому мужчине на скамью. Заглянула в зеркальце и вдруг выпалила: «Насколько я выгляжу?». Мужчина в спортивном костюме шумно дышал, он пробежал только половину своей нормы. Неловко потерев лоб, ответил:

– Вы еще такая молодая, деточка!

– Нет, ну а все же, только не льстите, только всю правду, – оживилась она.

– Вы выглядите гораздо моложе своих лет, я уверен, – настороженно улыбнулся, посмотрел сквозь нее.

– Ну на сколько? Скажите, не бойтесь.

Она подскочила, прошлась перед ним туда-обратно. Мужчина попытался подняться, но она властной рукой надавила на его плечо.

– Красивой женщине всегда восемнадцать, – хрипло ответил пожилой спортсмен и затравленно огляделся.

– Нет, вы не льстите, да вы на лицо, на фигуру повнимательнее посмотрите.

– Ну, если так, – сказал мужчина, резко вставая и разминая ноги, – то вам тридцать пять.

Она растерянно поправила куртку, посмотрела зачем-то на свои заляпанные кроссовки, встрепенувшись, крикнула вслед бегущему трусцой мужчине:

– Я и сама знаю, сколько мне лет, я спросила, на сколько я выгляжу!

Потом недовольно взяла свою сумочку со скамьи и побрела к выходу. Села в автобус и спросила у отражения окна: «На сколько я выгляжу?»

А где-то дышится легко

Я сидела в баре гостиницы, на банкет идти не хотелось. Весь день провела на конференции, и голова была немного тяжелой. Продолжать вечер в компании профессионалов, которые, даже выпив, говорят о делах, не хотелось. Моя работа – коучинг. Помогать людям достигать своих целей. В этой профессии я несколько лет, до этого работала экономистом в логистической компании, рассчитывала маршруты, обеспечивала документацией железнодорожные составы и фуры, обсчитывала стоимость грузоперевозок. В общем, тоскливые цифры. Одним утром, за чашкой растворимого кофе в убогой съемной квартирке на окраине Москвы, я решила все изменить. Накопленные на отпуск деньги я отдала тем, кто обещал меня научить коучингу. Сейчас забавно вспоминать все мои мытарства, но я горжусь тем, что не сдалась и добилась признания в этом деле. У меня более двадцати клиентов и еще десять в листе ожидания. Все они имеют массу желаний и фантазий, а я помогаю им эти идеи рационализировать.

Из лобби доносились звуки рояля и успокаивали, умиротворяли разгоряченный ум. Здесь, в полутонах, полутенях, полузвуках, было особенно мирно и спокойно. Я сидела в глубоком кресле за миниатюрным столиком, в ладони покоился пузатый снифтер, в нем отсвечивал благородным золотом коньяк двадцатилетней выдержки. Как-то один из моих клиентов пригласил на дегустацию французских коньяков. Там сомелье научил меня обонять, различать и наслаждаться букетом ароматов этого изысканного напитка. Мне хватает двух-трех глотков за вечер – в остальное время я почти не вынимаю носа из бокала. Легкий запах горького шоколада, дорогой кожи и дубовой бочки расслаблял, редкие глотки согревали грудь, теплотой бежали по венам, добираясь до лица и стыдливых от удовольствия щек.

Столичный пятизвездочный отель кичился роскошью, словно нувориш. Но здесь, в баре, было меньше помпезности, больше достоинства что ли. Банкетный зал, расположившийся по соседству, приглушенно гудел, словно улей, своей жизнью. Высокие дворцовые двери из банкетного зала приоткрылись, и в бар вошла элегантная рыжеволосая женщина средних лет. Она огляделась, направилась было к стойке бара, но, заметив меня, подошла и сказала пару вежливых, приятных слов о моем выступлении.

– Вы говорили, что мужчины реже меняют профессиональную сферу, чем женщины. Тут я бы с вами, пожалуй, согласилась, – сказала она.

Я предложила ей присесть, все равно комфортное одиночество нарушено.

– Что мешает? – спросила я вежливо.

– Ну они, конечно, консервативны.

– Не все. Но я спрашивала, что вам мешает полностью согласи