Назад к книге «Молодость» [Александр Сергеевич Долгирев]

Молодость

Александр Сергеевич Долгирев

Италия 60-х годов – мир кино и политики. Старики живут в плену разочарований своего века, а молодые в тисках лихорадочной эпохи перемен. Сальваторе Кастеллаци вполне устраивает его жизнь, но череда случайных встреч заставляет его попытаться воскресить свое ушедшее счастье, чтобы вновь почувствовать дыхание молодости. Чиро Бертини своей жизнью тоже удовлетворен, но для него у судьбы запасены сюрпризы горького опыта, ведущего к зрелости. Седой Рим знает, что все скоротечно, а потому способен наслаждаться как великими делами, так и малыми историями простых обитателей эпохи.При оформлении обложки использована картина Рафаэля Санти "Форнарина".

«Чтобы все осталось по-прежнему,

все должно измениться…»

Джузеппе Томази ди Лампедуза

Глава 1

В четыре часа пополудни

Сентябрь – лучшее время в Риме. За годы, прожитые в столице, Сальваторе Кастеллаци пришел к этому выводу бесповоротно и окончательно. Удушающая августовская жара уже покинула улицы и площади древнего города, но ее место еще не занял противный ноябрьский ветер. Рим был тих и прекрасен в пору начала осени, когда смертная тень увядания еще не легла на его древние стены.

Если для Рима еще только начиналась осень, то Сальваторе Кастелацци стоял на пороге своей персональной зимы. Ему было шестьдесят два года, дни его славы остались в далеком и совершенно сказочном прошлом, а шевелюра была совершенно седой. Впрочем, Сальваторе не очень-то беспокоился этими весьма прискорбными обстоятельствами. Он вообще не беспокоился. Жизнь Кастеллаци уже много лет текла по одному и тому же давным-давно проложенному руслу.

Сальваторе сидел в небольшом ресторанчике на Пьяцца Навона и неспешно обедал. Он трапезничал здесь почти каждый день уже много лет. Кастеллаци нравился неброский стиль этого места, местная публика, хозяин синьор Монти, который был представителем уже третьего поколения семейства Монти, державшего этот ресторан. Даже само название: «Мавр», напоминавшее о расположенном неподалеку фонтане, положительно отзывалось в разуме Кастеллаци, вызывая в нем странные ассоциации с Сицилией (Сальваторе и сам не знал, причем здесь Сицилия).

Он сделал глоток все еще прохладного вина, посмотрел на обелиск, венчавший Фонтан четырех рек, а после этого прикрыл глаза – наступал лучший момент осеннего дня. Сейчас солнце подойдет к обелиску, частично скроется за ним, а затем продолжит свой вечный бег, для того лишь, чтобы вновь вернуться в Рим и вновь пройти за обелиском Фонтана четырех рек. Кастеллаци уже много лет назад придумал эту игру – он закрывал глаза и пытался уловить легкое затемнение, которое имело место в момент прохождения солнца за обелиском. В этой игре он побеждал почти всегда. На лице Сальваторе появилась легкая улыбка, которая через несколько секунд стала растерянной – затемнение ощущалось намного сильнее и отчетливее, чем обычно. К тому же длилось намного дольше положенного. Лучший момент дня был безнадежно испорчен.

Сальваторе знал причину затемнения – такое иногда случалось. Он открыл глаза и увидел перед собой человеческую фигуру, которая заслонила от взгляда Кастеллаци и обелиск, и солнце. С некоторой досадой Сальваторе сделал большой глоток вина и, только поставив бокал на стол, понял, что молодой, небогато одетый человек с растрепанными волосами не просто стоит перед ним, заслоняя солнце, но и совершенно невежливо пялится, расплывшись в глуповатой улыбке.

– Я могу вам помочь, юноша?

Вместо ответа молодой человек потряс головой, будто хотел избавиться от наваждения. Наконец он произнес:

– Это же вы! Вы – синьор Сальваторе Кастеллаци!

Сальваторе не любил, когда его узнавали, что, впрочем, случалось нечасто. Он попытался избавиться от внимания молодого человека:

– Нет, боюсь, что вы ошиблись, юноша.

На лице молодого человека появилось недоумение, а Кастеллаци сконцентрировался на прошутто[1 - Прошутто – ветчина, приготовляемая преимущественно в Северной Италии из мяса свиней особого выкорма. Деликатес.], рассчитывая на то, что разговор окончен – он ошибся.

– Ну как же? Это же вы, я видел ваши фотографии.

– Послушайте, ю