Банга-Любанга (Любовь Белозерская – Михаил Булгаков)

Елена Арсеньева

Женщины для вдохновенья

«В стеклянную дверь под огромными светящимися буквами, которые складывались в два слова: «Folies Bergеrеs», – одна за другой вбегали девушки. И все, как чудилось Любе, прехорошенькие, все дорого и модно одетые. Меховые воротники, задорные шляпки и шапочки, низко надвинутые на лоб, перестук каблучков, бодрое качание сумочек в руках… Неужели всем этим девицам тоже нужна работа? Или они уже приняты? Поэтому так нарядны, так уверены в себе……»

Елена Арсеньева

От автора

Их глаза глядят со страниц романов, их смех звенит в строках стихов… Они вдохновляли поэтов и романистов. Их любили или ненавидели (такое тоже бывало!) до такой степени, что эту любовь или ненависть просто невозможно было удержать в сердце, ее непременно нужно было сделать общим достоянием. Благодаря им болезнь любви или ненависти заражала читателей. Их мало волновало, конечно, чьи коварные очи презираемы Лермонтовым, кого ревнует Пушкин, чьими страстями упивается Достоевский, чьим первым поцелуем украдкой любуется Толстой, кого всю жизнь нежно обожает Тютчев и к чьим ногам слагают сердца герои Тургенева… Главное – глубина чувств, тайна, а не праздное любопытство!

Ну что ж, а мы – мы полюбопытствуем и заглянем в эту глубину, приподнимем покров этой тайны: любви или ненависти творцов к своим музам.

Банга-Любанга (Любовь Белозерская – Михаил Булгаков)

В стеклянную дверь под огромными светящимися буквами, которые складывались в два слова: «Folies Bergеrеs», – одна за другой вбегали девушки. И все, как чудилось Любе, прехорошенькие, все дорого и модно одетые. Меховые воротники, задорные шляпки и шапочки, низко надвинутые на лоб, перестук каблучков, бодрое качание сумочек в руках… Неужели всем этим девицам тоже нужна работа? Или они уже приняты? Поэтому так нарядны, так уверены в себе…

Люба тряхнула головой, пытаясь стряхнуть с волос меленькие колючие снежинки. Снег в Париже – это такая редкость! Дождило целую неделю, а тут вдруг… Но не холодно, совсем не холодно – даже без шапочки, без перчаток, даже в простеньком драповом пальтишке без всяких мехов. Снег в любую минуту может растаять: вон на углу Фобур Монмартр застыл художник с мольбертом, торопится запечатлеть чудо природы.

Любе захотелось вернуться и посмотреть, как он изображает Париж под снегом, но стоило переступить, как в туфлях ощутимо захлюпало.

Нет, некогда ей картинки разглядывать. Надо решиться – и войти в эту стеклянную дверь, куда то и дело вбегают разодетые красотки. Ей нужна работа, нужна – побольше, чем им! На мужа, кажется, нет надежды… уехал в Берлин, прельщенный слухами, что там открылась какая-то большая газета для русских эмигрантов, – и как в воду канул. Ни денег, ни вестей. Может быть, он уже бросил ее?

Не то чтобы Люба жалела об этом необузданном ревнивце, которому во время одной из кошмарных и совершенно беспочвенных сцен дала кличку Пума. Но все-таки… какой-никакой, а муж. Женщина непременно должна быть за кем-нибудь замужем! Непременно нужен какой-то человек, к которому можно прислониться в трудную минуту! Неужели снова, как там, в Киеве, когда ее бросил Финк, она останется одна? Но ладно, в Киеве подвернулся Илья Василевский, журналист, известный Любе еще по Петербургу и писавший под псевдонимом Не-Буква. А здесь, в Париже, что-то никто и никак не подворачивается… С другой стороны, кто может обратить на нее внимание, когда она бежит в этом простеньком пальтишке, в поношенных туфельках по тусклым улицам Пасси, где селятся одни лишь безденежные русские эмигранты? И шляпка у нее только летняя, соломенная, с дивными голубыми незабудками (знакомый художник Михаил Линский написал пастельный портрет Любы в этой чудной шляпке!), но какие могут быть незабудки в январе?! Нужно заработать денег, приодеться, приобуться. Нужно получить эту работу!

А может быть, она уже опоздала? Может быть, набор закончен и мест больше нет?

Люба, мелко перебирая замерзшими ножками и прижимая к себе свой сверточек, перебежала улицу и рванула стеклянную двер