Назад к книге «Царь и гетман» [Даниил Лукич Мордовцев, Даниил Лукич Мордовцев]

Царь и гетман

Даниил Лукич Мордовцев

Россия державная

Творчество писателя и историка Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905) обширно и разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как художественные, так и документальные, всегда с большим интересом воспринимались современным читателем, неоднократно переиздавались и переводились на многие языки. В данном томе представлен роман Мордовцева «Царь и гетман». В нем автор раскрывает сложные отношения Петра I и гетмана Мазепы, а также проливает новый свет на события Полтавской битвы, затронувшие судьбы русского, белорусского, украинского и польского народов.

Даниил Лукич Мордовцев

Царь и гетман

© ООО ТД «Издательство Мир книги», оформление, 2009

© ООО «РИЦ Литература», 2009

* * *

Часть первая

I

Царь Петр Алексеевич осматривает работы, производимые под наблюдением старого Виниуса в новоотвоеванном у шведов Шлиссельбурге.

Работа идет напряженно, нервно, сообразно той страстной возбужденности, с которой неугомонный царь в своем меркуриевом беге за Европою делает каждый свой быстрый шаг, кладет кирпич на кирпич в этой вавилонской башне, в которую он обратил всю Россию, как бы желая скорее добраться до неба, захватить у времени и у истории все, что потеряла Россия в течение не одного столетия спячки, застоя и внутренних неладиц.

Со всего северо-восточного клина России согнаны десятки тысяч рабочих к этому крепкому Орешку, который, как прославляли хвалители царя, удалось, наконец, разгрызть всесокрушающим зубам российского льва. Тысячи тачек неистово скрипят своими немазаными колесами, «словно лебеди распущенные». Тысячи лопат в несколько часов срывают до основания горы и в других местах громоздят новые: не надо там, где было, – надо там, где не было. Надо все сызнова, с корня, с листьев до почек перевернуть старое дерево…

А царь-непоседа все торопит, все гонит, показываясь с своею геркулесовскою дубинкою то на том месте работ, то на другом. То падает его гигантская тень с крепостной стены на воду, на насыпи, то вырастает вдруг словно из земли между землекопами в канавах, и рабочие вздрагивают при виде этой колоссальной фигуры, и лопаты, тачки, заступы, топоры шибко, лихорадочно двигаются, словно бы в такт учащенному биению пульса великана, который заставляет учащенно и усиленно биться пульс всей Русской земли.

Глубокой осенью 1702 года взята была с бою Шлиссельбургская крепость у неподатливого шведа Шлиппенбаха, а теперь уже весна, апрель – реки и моря вскрылись, и шведы не сегодня-завтра могут прийти водою к Орешку и взять его обратно… О! Это значит взять у Петра его любимое новорожденное детище, его новую Россию… Ведь этот ковш воды – это ковш живой сказочной воды, отнятой у шведского ворона… Эта паутина Невы – это ариаднина нитка[1 - Ариадна – в древнегреческой мифологии – дочь царя Минеса; помогла афинянину Тесею выйти из лабиринта Минотавра, вручив ему клубок ниток.], которая приведет Россию к золотым яблокам Геспериды-Европы[2 - Гесперида – сестры-нимфы Геспериды, дочери Атланта, обладательницы дивных садов, где в том числе росла и яблоня Юноны с золотыми яблоками вечной юности, подаренная ей Геей в день свадьбы Юноны и Юпитера.]… Эта пядь земли, этот маленький «шлиссель» – ключ, Орешек – это ключ в Европу, ключ апостола Петра, который отопрет царю Петру и его России двери в рай… И после этого утратить эту дорогую пядь земли!.. Ни за что! Никогда!..

Вот почему так лихорадочно горят глаза у беспокойного царя при виде этой нервной работы землекопов и каменщиков…

Прислонившись к одной из башен крепости, Петр задумчиво глядит вдаль. Он одет так просто, так бедно такое грубое темно-зеленое сукно у него на кафтане, такое грубое, что когда немка Аннушка, Монцова[3 - Аннушка Монцова – Монс Анна Ивановна, дочь виноторговца. Есть свидетельство, что прусский посланник Кейзерлинг просил ее руки в 1703 г. у Петра, но получил отказ. Вступить в брак Анне Монс и Кейзерлингу удалось лишь в 1711 г. Через полгода умер Кейзерлинг Анна Ивановна умерла от чахотки в 1714 г.] дочь, при виде его бросается ему на шею, то всегда поколет себе об это сукно и нежные ручки, и розов